– Какого?.. – попыталась отскочить та, но не успела – была ловко схвачена за лодыжки, отчего едва не загремела на пол.
– Ведьма, прости! – он шептал это, задрав к ней лицо, побелевшими губами, которые дрожали так, словно парень вот-вот заплачет. – За то, что убить хотел. Не надо мне мстить – не отбирай меня у него! Я знаю, ты можешь, я тебе обещание дал, но не делай этого, ладно?
– Встань! – в себя Анет пришла еще стремительнее, чем растерялась. – Встань, кому сказала, манипулятор чертов!
– Матерись как хочешь, но…
– Тьфу на тебя, – не выдержала она такого издевательства над здравым смыслом, – а ну поднимайся, неуч, пока я чего похуже не придумала!
– Так не заберешь? – вставая, он все равно не сводил с нее глаз.
– Нах… Зачем мне такая радость? Засыпать я и сама умею. И он, кстати, теперь тоже.
Почему-то последнюю фразу Тибс счел за дурной знак и опять насупился:
– Если потребуешь уйти к тебе – я нарушу обещание, так и знай. И плевать, что оно на крови! Все равно лучше сдохнуть, чем к темным.
– Как же вы меня достали! – простонала она, закатив глаза. – Оба! Паладины света, итить вашу! Ты мне платье принес?
– Нет, – захлопал тот ресницами, ошарашенный сменой темы. Но увидев, как Анетте начинает свирепеть, зачастил: – Юбку принес. Две. И рубаху. И онучи еще…
– И к ним лапти, ага, – перебила она эту скороговорку. – Тулупчик, надеюсь, не прихватил?
– А нужно было? – всерьез озадачился тот. – Лето ж почти?
– Боги, дайте мне терпения!
– Зачем тебе боги, ты ж ведьма? Сама возьми! – хмыкнул Тибс и едва увернулся от подзатыльника.
– Я им лучше тебя сдам! На опыты!
– На что? – то ли не понял, то ли не поверил тот.
– На то! Одежду неси, пока с тебя ее не стянула.
Пересмотрев все, что притащил-таки парень, Анетте в целом осталась довольна – могло быть и хуже. Белая полотняная рубаха, явно парадная, потому как с яркими вышитыми цветочками по вороту и на рукавах, оказалась ей явно широка. Но да мелочи – юбкой можно утянуть. Вернее, юбками. Нижняя красная, тоже из полотна, верхняя суконная, темная. То ли зеленая, то ли коричневая – в полутьме за так и не открытыми ставнями не видно. К длинным лентам из полотна, которые полагалось наматывать на ноги вместо чулок (тем самым онучам), прилагались, слава всем богам, не лапти, а короткие сапожки. Или высокие башмаки? Впрочем, не суть, главное, что сели они вполне удобно, тут глазомер Тибса не подвел.