Возвращение в Петроград - страница 2

Шрифт
Интервал


[2] Не обошла мода на мистические веяния и научные круги. Так, одним из первых и самых влиятельных столичных кружков, увлекших спиритизмом множество людей, стал небольшой коллектив во главе с писателем Александром Аксаковым, зоологом Николаем Вагнером, химиком Александром Бутлеровым. Вагнер даже тиснул статью, в которой с «научной» точки зрения обосновывал пришедший к нам из Североамериканских штатов моду на сеансы вызывания духов и демонов. Это вызвало вполне естественную гневную реакцию со стороны «здорового» научного сообщества. С разоблачением спиритуализма выступил лично Менделеев. Между ним и Бутлеровым развернулась достаточно жаркая дискуссия. А сам Дмитрий Иванович приложил немало сил для разоблачения сеансов духопризывания (точнее, шарлатанства на этих сеансах). Чем-то подобным на родине этого мистического учения занимался знаменитый фокусник Гуддини.

Не было единства и среди оккупировавших северную Пальмиру мистиков. Более того, три основных течения в них друг с другом конкурировали и довольно жестко. И если в Россию приезжали американский медиум Бредиф, европейцы: братья Пети, Хьюм и мадам Сент-Клер, то с Востока со своими учениями пришел Бадмаев, всё большую известность набирала Елена Блаватская, а еще со всеми ними конкурировали «исконно русские старцы», среди которых самым влиятельным стал небезызвестный Григорий Распутин[3]. За что они боролись? В первую очередь, за деньги и за влияние на умы людей. В первую очередь, высшего общества. Ибо оно ближе к власти. А где власть – там и деньги.

Графиня Элеонора Макаровна Чарская происходила из свежеграфской семьи. Муж ее, Святослав Пантелеймонович Чарский, был богатым тверским купцом, который сумел хорошо поднять капитал на торговле китайским товаром (уже тогда понял, что ширпотреб выгоднее всего вести из Поднебесной). В жены себе он взял состояние: Элеонора Макаровна принадлежала тоже к купеческой семье, пусть и не столь зажиточной, как быстро разбогатевшие Чарские. Но Семпудовы тоже могли тряхнуть мошной, и за любимой доченькой, воспитанной в лучших европейских традициях, приданное выдали вполне достойное. Пару раз крепко раскошелившись, потратив на благие дела не одну сотню тысяч рубликов, Святослав Пантелеймонович удостоился графского титула (сколько он при этом занес кому надо – история умалчивает). Высший свет свежеиспечённую аристократию не принял. И Элеоноре пришлось что-то придумывать, чтобы стать хоть немного своей в обществе аристократических акул. Она сделала ставку на спиритизм. А почему бы и нет? Главное, чтобы ее салон (или кружок) стал известен, и его посетил кто-то из приближенных царской семьи. И тогда, можно сказать, дело в шляпе. Увы, ни Сент-Клер, ни Хьюма, никого из ведущих спиритов мира к себе в салон графиня так и не смогла привлечь: они стоили слишком дорого и в абы каких кружках участия не принимали. Деньги не всегда решают вопросы. Её большой удачей стало приглашение некой «мадам Сталь». Эта экзотического вида дамочка стала набрать популярность на столичном небосклоне спиритуалистов благодаря не только довольно оригинальной внешности – в ней угадывались африканские черты, но и за счет весьма смелых нарядов. Сеансы она проводила в тончайшем пеньюаре, через который можно было угадать все особенности строения ее роскошного тела.