Так пить просто нельзя! Нет свадьба родного брата – это, конечно, повод для масштабного гуляния, но ебать… я даже не помню где я. Хорошо хоть знаю, кто я!
Прекращаю щупать башку, как и свои вялые попытки птицы без крыльев подняться в небо, и ищу рядом с собой мобильный. Данный предмет всегда рядом со мной, но… походу дела не сегодня.
Зато нащупываю тёплую бархатистую кожу определённо голого и скорее всего женского плеча рядом со мной в постели.
Мозги, а точнее остатки этой хуйни, трещат как высоковольтные провода в мороз и также замечательно хреначат током, едва я начинаю шевелить извилинами.
Смутно мелькает в памяти картинка того, как я яростно вбиваюсь в женское тело, впившись поцелуем в, казалось, самые, сука, охрененные и сладкие губы. Член моментально поднимается, парусом натягивая в районе паха тонкую простынь, под которой я лежу полностью голым.
Гордость меня берёт за нужный орган, что я не посрамил свою честь и хотя нихрена не помню, кто она и как именно я её трахал, но смог. Несмотря ни на что… смог. Красавчик, одним словом!
Попытка вспомнить кого же я всё-таки осчастливил ночью и как попал в один из гостевых номеров родительского отеля оказалась провальной по всем к хуям направлениям. Но в любом случае из номера надо валить! Если маман или батя меня тут застукают, огребу таких хуёв от них, что придётся бросить пить всё, кроме воды.
Осторожно поворачиваю голову в сторону спящего и даже немного сопящего тельца некто неизвестного и.., блять, охуеваю аж до безречевого состояния.
Да ЭТОГО просто не может быть!
Как я так смог упиться, чтобы затащить в постель её?! И блять! Как Танька сама меня при этом не прикончила?!
Пребывая в ахуе резко сажусь в постели, частично стягивая простынь и с женского тела. Черничкина, мать её, тоже голая! По крайней мере верхняя её половина так точно!
Ох, ебать! Кажется, я этой ночью вырастил себе такой знатный геморрой! Надо валить!
Не знаю от чего конкретно: от моих скачков на кровати, стонов боли или шевеления одной простыни на двоих, но Танюха начинает просыпаться.
Несколько раз сонно моргает, недовольно чешет нос, откидывая свои длинные кудрявые локоны с лица назад, что как раз и щекотали её лицо.
Точно! Я вспомнил, с каким, сука, упоением ночью наматывал эту рыжую длину на свой кулак, пока членом таранил их хозяйку сзади. И она громко стонала и точно не от боли. Ей очень, мать вашу, нравилось, что я с ней делал.