— Ты уже собираешься?
Женя вышел из душа в одном полотенце, с влажными волосами и мелкой водяной крошкой на плечах. Руки сложил на груди, не улыбался, отражение мое внимательно изучал.
— Да, у меня столько дел, что рабочий день нужно с восьми начинать, — и крикнула: — Матвей вставай! — потом на мужа посмотрела: — Я сама его отвезу.
Женя нахмурился.
— Ты почему такой? — обернувшись, улыбнулась ему.
Он цепким взглядом прошелся по лицу, медленно демонстративно спустился к груди и резко к себе притянул, стискивая шелковую сорочка.
— У вас на работе конкурс красоты? — звучало как упрек. И то как агрессивно коленом ноги развел наглядно показывало, что раздражен. — Красавица моя, должна быть только моя.
Полотенце упало, и мне в живот уперлась напряженная плоть.
— Жень, утро… Матвей… — но он уже накрыл мои губы, задрал гладкий шелк, на кровать толкнул.
— Я хочу и получу жену, — прорычал и рванул трусики. Горячей головкой в самое чувствительное место уткнулся и возбуждающе кружить начал. Горячая волна прошлась по телу, скручиваясь спиралью внизу живота, и я потянулась к мужу, за шею обняла, на поцелуй жадно ответила, но задней мыслью опасалась, что…
— Мам! — крикнул Матвей и в комнату ввалился. Этого опасалась.
— Блядь! — тихо выругался Женя и резко одеяло на нас набросил, затем зло крикнул: — Тебя стучать не учили? Выйди отсюда!
— Ты чего? — потрясенно ахнула, отталкивая его.
— А что? — раздраженно вскочил, схватил брюки, рубашку на плечи набросил. — Какого черта он врывается? Воспитание, Дина, воспитание!
— Ты же у нас интеллигент, вот и занялся бы, — тихо проговорила. Женя никогда не попрекал меня сыном. Не говорил, что его он только по бумагам, но иногда проскальзывало. Или я просто накручивала себя. Неизвестно еще как родной отец вел бы себя.
— Я бы занялся, — холодно парировал, — да ты его от юбки оторвать не можешь.
— Пойду завтрак готовить.
— Дина, стой, — тихо, но твердо.
Я, накинув халатик, схлестнулась с ним взглядом и выдержала его. Пусть приказывает у себя в клинике! Скулы у Жени острые, а стали такими, что порезаться можно.
— Я тебе чай заварю, — и мимо прошла, — с ромашкой.
Кому-то остыть и успокоиться нужно.
Матвей уже включил чайник и тихо сидел на кухне, даже в телефоне не играл.
— Ты зубы почистил? — спросила ласково.
— Угу.