Жаль, кепарик мой мягонький, солдатом армии одного из наиболее вероятных противников подаренный, куда-то делся… Он мне был дорог, как память.
Но ничего. Ничего.
Сейчас главное – найти Эвиту. А все остальное… Ну, война план - и так далее.
Наклоняю лицо вниз, сжимаю ведро, иду себе, спокойно, типа, по делам, а сам чутко прислушиваюсь. У них тут такой бардак, что вряд ли Эвиту утащили далеко. Я надеюсь. Потому что, если далеко… сука, могу и не успеть.
Навстречу топают двое местных, одетых, что характерно, тоже практически, как и я: в зеленые карго и майку военного образца.
Наклоняюсь еще ниже, отвожу одну руку, ту, что с ремнем, за спину, а вторую на расслабоне мотаю. Нет, я не думаю, что они меня пропустят, все же, рожа незнакомая. Начнут спрашивать, а я, кроме мучачо и буэнос диас – нихуя не знаю.
Потому надо просто опередить. И сделать это тихо, чтоб больше фора была для поиска Эвиты.
Парочка предсказуемо тормозит, начинает что-то спрашивать.
Я, не вступая в переговоры, резко обдаю из ведра одного из латиносов и, не дожидаясь, пока он прочихается от подарка, бью второго ногой в живот. А затем и первого, уже вполне осознавшего, чем таким едким его угостили, тоже ботинком. По роже. Он как раз удачно склоняется, растирая рожу и матерясь по своему.
В целом, получается быстро, но громко. А значит, надо торопиться. Морщась от брезгливости, обшариваю оба бесчувственных тела и разживаюсь ножами и огнестрелом. Старым, как говно мамонта, револьвером.
Не осматриваю, сую в карман, надеясь, что это дерьмо не разорвется у меня в штанах. А то как-то глупо получится…
Быстро топаю дальше, уже не шифруясь и прислушиваясь к звукам из-за каждой двери. И за одной реально слышу тихий женский вскрик, мужской стон, а затем что-то тяжело падает.
Сука, не успел!
Оглядываюсь, никого нет.
Резко рву ручку двери на себя. Они тут не бронированные нихуя, обычное ржавое железо со свалки. И замки старые.
Этот удается выломать мгновенно.
В полутьме вижу, как Эвита стоит на коленях и бьет ножом по неподвижно лежащему здоровенному мужику.
Движение у нее такое, жесткое, отточенное, я бы сказал.
Но, может, мне кажется, потому что она оглядывается на грохот, видит меня и роняет нож. Осматривает свои руки, затем лежащего перед ней мужика.
И шепчет:
- Убила… Я его убила…