Уютом в вытрезвителе никогда не
пахло, в брошенном ‒ веяло зловещим холодом. Нары, решетки
напоминали о секретных опытах над людьми, их результатах. За одним
из них мы и охотились. Впрочем, сталкеры все объясняли неудачными
экспериментами ученых. Откуда взялись монстры на самом деле,
неизвестно.
Мрачное узилище мы покинули быстро. В
следующем бараке по великому множеству агитационных плакатов и
брошенному инструментарию мы сочли, что находимся в художественной
мастерской. Ватманы и ламинированная бумага висели на стенах,
валялись на полу. «Шоссе – не космос», ‒ говорила надпись под
мчащимся под сто сорок «запорожце». «MASS CULTURE» ‒ подписали
голый зад с ушами. «Забвение прошлого грозит его повторением», ‒
значилось под увешанным боевыми наградами генеральским кителем, над
воротом которого сиял нимб. Из-за галстука выглядывали усы, и они
шевелились.
‒ Гляди, ‒ я коснулся Альта и указал
на пересекающего нимб громадного таракана.
‒ Этим тварям все нипочем, и в Зоне
выжили, ‒ сказал сталкер.
На партах тоже лежали ватманы: чистые
и с набросками. Внимание привлек простенький, словно нарисованный
первоклашкой. Художник не успел разукрасить его полностью. На фоне
синего неба стояли на зеленой траве два черно-белых ребятенка,
одетые в советский и американский флаги. Над ними витиеватыми
ровными буквами написали: «We need peace» ‒ и
продублировали красными: «Нам нужен мир». Дети смотрели друг на
друга с улыбками, но ребятам недоставало правых рук, а левые были
отведены назад: то ли для объятия, то ли для пощечины.
‒ Здесь никого, ‒ вернулся с дальнего
края барака Альт, Миледи в подтверждение его слов чихнула.
Пока мы осматривали мастерскую, на
небо набежали серые облака. Зона погрузилась в привычное уныние.
Снег не слепил, следить за окрестностями стало легче.
В очередном бараке нашли корыта,
серые от толстой корки засохшего цемента, плотничьи инструменты да
гнилую мебель. Крыша по центру обвалилась, и на полу белели полосы
снега. Сырые стены цвели плесенью. Для убежища постройка не
подходила, но мы все же обошли ее.
Четвертый барак оказался самым
маленьким. Когда-то в нем пахло свежей древесиной, визжала пила,
стоял пар от разгоряченных крепких тел. Теперь же гулял ветер.
Из пилорамы мы перешли в складское
помещение. Конец улицы приближался, напряжение росло. Правда,
излома в поселке могло и не быть. Если его тут видели раз, это не
значило, что здесь он жил.