***
НАДЕЖДА
- Надюш, может, ты мне объяснишь все-таки, что случилось?
- Извините, Товий Сергеевич, я ведь все уже объяснила? Хочу вернуться домой.
- Домой. Ясно. – высокий, огромный как медведь мужчина в медицинской форме и халате встает с кресла, обходит стол, становится напротив меня. – Ясно, что ничего не ясно, Надежда, мой компас земной. Давай, рассказывай, что у тебя произошло с Умаровым?
Меня бросает в краску, потому что доктор, которого в отделении и в клинике за глаза зовут Громозека, как героя известного мультфильма, попал прямо в точку.
Произошло. С Умаровым. С пациентом, сиделкой и глазами которого я была целый год.
- Товий Сергеевич…
- Надь, ну что ты так официально-то? Сколько раз говорил, не чужие же люди? Мы с твоим отцом были как братья, а ты…Давай-ка садись, выложишь все начистоту, и мы решим проблему, да?
Он говорит так просто, по-доброму, что сразу хочется плакать. И все рассказать.
Но я не могу.
Как я скажу, что влюбилась в пациента? Пренебрегла своим профессиональным долгом?
- Я просто устала. Вы же знаете характер Ильяса? С ним сложно…
- Сложно? Мне казалось, вы нашли общий язык, разве нет? Когда я осматривал его в последний раз, то…
- Мне тоже казалось, но…
- У вас что-то было?
- Нет! – отвечаю так быстро и резко, что дяде Товию, конечно, все понятно.
- Так… Ну, на правах, так сказать, твоего… опекуна что ли, я должен, наверное, поехать к нему и потребовать сатисфакции?
- Что?
- Я устроил к нему на работу маленькую, насколько я понимаю невинную девочку, ну, ну, не смущайся, я врач, мне можно. А этот… мажор что устроил?
- Я сама…
- Что? Ты? Сама? Ты мне то не рассказывай! Эх… воробушек ты мой, воробушек… Я позвоню Тамерлану и поговорю с ним.
- Нет! – на этот раз говорю твердо. – Пожалуйста, нет…
- Надюша…
- Я прошу. Я все равно уеду. И мне от него ничего не надо. Совсем.
- Так… Есть последствия?
Ох, от Громозеки ничего нельзя скрыть. Он словно рентген, или нет, новейший аппарат МРТ – магнитно-резонансная томография. Все видит, все понимает.
- Дядя Товий, пожалуйста… не надо ничего им говорить! Я не хочу, чтобы они знали! Он сказал… он мне сказал, чтобы я… избавилась…
Не могу сдерживаться, слезы прорываются, я как в детстве закрываю рот ладошкой, реву.
Товий встает со своего кресла, подходит ко мне, обнимает, прижимая к широкой груди.