– Глобализация! – Брежнев щегольнул словечком, вычитанным в
посланиях «Объекта-14», и хмыкнул, припоминая «Джентльменов удачи»:
– Нехороший человек этот Рейган!
– Так и мы не подарок! – развеселился Громыко.
Общий смех окатил стены, загулял под самым потолком…
Вечер того же дня
Ленинград, Измайловский проспект
Я уже вышел к парадному, когда вдруг вспомнил о пустой хлебнице.
Самое время зайти в булочную!
Уставшие ноги сами понесли меня по знакомому адресу. Не
спеша.
Я одолел сбитые ступеньки, и потянул на себя тяжелую дверь. За
день чудный, неповторимый дух свежего хлеба рассеялся, но стойкий
сдобный аромат держался, не улетучивался, впитавшись в деревянные
полки, выскобленные буханками. Надышишься, как наешься.
– Черного булочку и две плюшки.
– Пятьдесят восемь копеек в кассу.
Расплатившись, я сунул хлебобулочные изделия в авоську, и
потащился домой.
«Хватит бродяжничать, – внушал я себе в назидание. – Надо не
только свои нервы беречь, но и мамины!»
Смеркалось. Легкий ветерок баловался порывами, с шорохом и
шелестом сметая опавшую листву на мостовую. Полуголые деревья
сучили черными ветками, словно стряхивая последнюю желтизну, а в
быстро стынущем воздухе витал тревожащий запах снегов.
Дверь в парадном хлопнула за спиной, знакомо отдаваясь ржавым
завизгом и гулким эхо. Нагулялся я сегодня…
Стоило переступить родной порог, как меня шатнуло обморочным
счастьем – все были дома! Все!
Ликующие мамины крики перемежались отцовским хохотом. Не
раздеваясь, как был, в ботинках, я влетел на кухню.
– Папа!
Отец с разворота облапил меня, притиснул… Забормотал срывающимся
голосом:
– Сына… Сына…
Глаза пекло, но я не стеснялся слез. И мама плакала, и папа
носом шмыгал. Все – дома!
* * *
Я прислушался: мама напевала в ванной под аккомпанемент
струй.
– Пап! – спросил осторожно. – А кто вас… того… в заложники?
– Эк тебя разобрало! – хмыкнул отец в уютной истоме. – Да есть
там такие… «Полисарио».
– Странно! – удивился я. – Чего это они?
– Да вот… – смутно выговорил папа. – И вообще! Я подписку о
неразглашении давал. С нами в Москве полдня… э-э… беседовали.
Понял?
– Понял… – вздохнул я.
Отец покосился – мы с ним сидели рядом на диване – и пихнул меня
плечом.
– Надурили их – тех, из «Полисарио», – ворчливо выдавал он
секреты. – Сказали, что мы якобы из Болгарии. Болгар, вроде как,
можно захватывать… А эти… сахарцы, когда разобрались, замки
отомкнули – и ушли! Ну, и мы – пешком до Марракеша… Часа четыре по
пустыне… Но шагали бодро – свобода! Нам даже пресс-конференцию
устроили. Да-а! Заглянул араб во всем белом, и давай нас
агитировать. Дескать, король Хасан II не причастен к данному ЧП.
Будут спрашивать, говорите правду: вас захватили боевики
«Полисарио», дабы бросить тень на его величество, созвавшего
всемирный конгресс военных психофизиологов… И познаете монаршью
благодарность! Ну, да, – фыркнул отец, жмурясь, как кот,
вернувшийся с холода. – Нас проводили до самого трапа самолета, и
каждому вручили по здоровенному кожаному чемодану с подарками. Я
маме твоей три платья привез, от Сен-Лорана и Диора, два шикарных
набора косметики… Тебе еще… магнитофон заграничный…