– Договорились! Вы, когда подойдете к консульству, – он
продиктовал адрес, – просто наберите этот номер. Я предупрежу
охрану, но вы на всякий случай возьмите какой-нибудь документ… Да,
меня зовут Рикардо Кармона, а вас?
На самом деле все началось гораздо раньше. Дело в том, что мой
двоюродный прадед Павел был «испанцем» – не испанцем из Испании, а
воевал в составе интербригад во время тамошней гражданской войны. И
в госпитале он познакомился с одной испанской девушкой по имени
Стефания Пилар и с длинной заковыристой фамилией. Активисткой ПОУМ,
а в госпиталь она устроилась санитаркой, чтобы ухаживать за раненой
сестрой. Прадед с этой Стефанией познакомился очень близко, так что
когда он сажал ее на пароход, плывущий в Мексику (однопартийцы
решили ее все же эвакуировать, поскольку на нее фалангисты открыли
настоящую охоту и даже пообещали огромную премию за ее голову), она
во-первых взяла с прадеда обещание, что он позаботится о ее сестре
и во-вторых уже поднимаясь по трапу сообщила, что ждет ребенка.
Больше прадед ее никогда в жизни не видел и ничего о ней не
слышал, а вот ее сестренку – «малышку Палому Елену» – забрал с
собой, когда возвращался в СССР. Как он это проделал, я понятия не
имею – но в тридцать восьмом эта девочка появилась в нашей
московской квартире. А мать прадеда, чтобы не связываться с
советской бюрократией, Палому Елену просто удочерила: девочке было
всего-то десять лет. Но когда старшие было сунулись разузнать
что-то насчет Стефании, которая была единственной родственницей
малышки, им быстро добрые люди объяснили, что ПОУМ – это троцкисты,
и связываться с ними – себе дороже.
Двоюродный прадед голову сложил на полях Отечественной войны,
так и оставаясь холостяком, а мои родные прадед и прабабушка
покинули этот мир в пятьдесят шестом – и деда вместе с двумя его
сестрами воспитывала уже Палома Елена. Сама она замуж не вышла:
после войны вообще девушкам было очень трудно пару найти, а уж у
девушке с искалеченной рукой и вовсе шансов не было – и бабуля всю
нерастраченную любовь отдала нашей семье Она же воспитывала и моего
отца, а затем и меня – и поэтому для меня испанский был вторым
родным языком. Каталанский – которому я научился у бабули, и
кастильский, которому меня усиленно обучали в школе. Собственно,
поэтому я с мексиканским секретарем на испанском и заговорил.