Я все еще не мог поверить, что боли ушли. Что я в другом теле,
что сбылось то, о чем втайне мечтал каждый второй старик.
Осторожно сажусь на кровати, ожидая, что спина напомнит о себе
прострелом или тянущей болью. Но ничего такого не случилось.
Подростковое тело двигалось легко, без единого намёка на прежние
ограничения.
Встаю и не ощущаю ни малейшего дискомфорта. Даже привычного
головокружения после резкого подъёма не было.
Вышел в крошечный дворик, к бочке, наполненную дождевой водой.
Посмотрел на своё отражение.
Молодое лицо смотрело на меня в ответ с удивлением и восторгом.
Гладкая кожа, ясный взгляд, ни намёка на морщины или мешки под
глазами.
Я провёл рукой по гладкой щеке и невольно улыбнулся.
Еще вчера утро начиналось с борьбы. Нужно было минут пять лежать
с закрытыми глазами, пытаясь проморгаться, чтобы мир перестал
напоминать мутное пятно. Затем с трудом подняться, чувствуя, как
каждый сустав протестует против движения. А теперь… теперь всё
иначе. Это тело — подарок, шанс начать всё заново. Магия в этом
мире идет в довесок, и вообще не на первом месте. А вот ощущать
себя полноценным здоровым человеком — неописуемо. С этим не
сравнится никакая магия, никакая сила.
Я сделал несколько шагов по двору — лёгких, уверенных. Никакого
хруста в коленях, никакой тяжести в ногах. Захотелось проверить
свои возможности, испытать это новое тело. Я присел и тут же легко
поднялся. Затем сделал ещё несколько приседаний — просто так, ради
удовольствия.
Я посмотрел на свои руки — сильные, без дрожи и пигментных
пятен. Провёл пальцами по груди, ощущая твёрдость мышц там, где
раньше была дряблая кожа и заходящееся в аритмичном стуке
сердце.
Я невольно засмеялся. Это был смех счастья и облегчения. Новый
мир подарил мне не только молодость — он подарил мне новую жизнь. И
я полон решимости использовать её на полную.
Мама, — я все-таки решил называть эту женщину мамой даже в
мыслях, чтобы ненароком не ошибиться, — уже ушла на работу в
прачечную, где она будет до вечера стирать бельё. Китт не понимал,
насколько это сложная и трудная работа. Из-за тяжелой работы кожа
на ее руках была сухой и не по возрасту морщинистой. Провести весь
день, стирая мылом чужие тряпки, отбивая их и скобля, — тяжкий
труд. Но с ее слов, это была лучшая работа, на которую она могла
рассчитывать. Даже для Китта такое прозвучало странно: мальчишка
знал, что мать умеет считать и писать, а грамотный человек может
рассчитывать на куда большее, чем работа в прачечной. Но когда Китт
попытался узнать больше, она сказала что-то про дедушку, из-за
которого ей не найти занятия лучше. Когда он попытался расспросить
её об этой истории, она замолчала и больше не стремилась её
раскрывать. Оставлю этот вопрос на будущее.