— Отведи беды, на всякий день и на всякий час, встань с духом нашим духом своим, — продолжала она, когда коленки заскребли по камню.
— От земли к небу, от темени к свету, от сих порогов укажи дорогу до Света чертогов. Слава! — Дрожащими губами завершила, она, прижавшись спиной к узловатому теплому стволу, мазнула пальцами вниз по переносице, кладя «рукоять», а от подбородка слева направо полукругом над грудью «острие» — серп Единого, завершение молитвы.
Руки с ободранными в кровь ладонями и обломанными ногтями дрожали. Лорка подобрала коленки и сжалась в комок. Лошадь, та самая, серая, лежала на дороге и коротко, с хрипом, дышала, обломок оглобли впился ей в брюхо. Телеги не было. Валялись камни, от обрыва к дороге раззявился пролом, в расщелине, на самом краю, зацепившись колесом, висела ось.
А вокруг продолжали кричать, и кто-то куда-то бежал, спотыкался и падал. Сыпались с нависающего над дорогой утеса камни. Ржали кони. Дальше по дороге рубились. И звуки эти, злые и острые, как осиные жала, были все ближе, пока почти над самой Лоркиной макушкой не пронесся седой хвост стражьей лошади, а потом она увидела круп другой, черной, и вжалась лицом в колени. Забормотала обережную молитву, сбилась.
Подняла глаза. Ратники, Среброликий Страж и его смуглый темноволосый противник, сшиблись почти грудь в грудь. Мечи, узкий и чуть изогнутый, и прямой и темный, сцепились крестовинами. Воин, что сидел на вороной лошади, дернул плечом, мотнулась длинная черная коса, из рукава куртки рыбкой выскользнул кинжал, и тот час оказался в боку Среброликого. Страж пошатнулся, мечи расцепились, прямой пошел на замах…
Снова дрогнула земля, и сверху посыпалось. Черная лошадь оступилась, попала задними копытами в расщелину и завалилась, увлекая всадника за собой в пропасть. Светлая стражева присела и попятилась. Упавший с утеса камень саданул ее по крупу, она скакнула вперед, и раненый Страж не удержался, вывалился из седла прямо перед Лоркой, приложившись оземь тем самым боком, в котором между пластинами лат кинжал торчал.
— О, а́ста ин ха́шши[2]! — шипя сквозь зубы, выругался Среброликий, когда из-под пластин плеснуло красным, хотя, какой он Среброликий, маска валялась на дороге вместе со шлемом, гладкие, как шелк, светлые волосы из растрепавшейся косы упали на лицо, ровное и чистое, словно пыль к нему не липла.