- Иди ко мне, Устиньюшка. Не
упрямься. Может, и уйдешь ты завтра к другому, но с моими поцелуями
на губах гореть будешь!
- НЕТ!!!
- Обо мне думать будешь… всю душу мне
вымотала, ведьма рыжая… ненавижу, люблю…
Я отбиваюсь, что есть сил, но
справиться с ним не могу.
Мужчина намного сильнее, а сейчас еще
и охвачен каким-то неистовством… хоть бы одежда другая, а то одна
рубаха, под которой ничего нет.
Кричать не получается, Михайла
накрывает мои губы своими, дыхание перехватывает, потом одна рука
стискивает оба моих запястья, вторая ложится на горло, я чувствую
спиной ледяной каменный пол – и приходит БОЛЬ.
Острая, резкая, словно кинжалом
ударили.
Из глаз текут слезы, я даже не
вслушиваюсь в шепот над ухом – как-то само получается…
- Всю жизнь… тебя одну… никого не
видел… Устиньюшка…
И снова косы прижаты к полу. Отрезала
бы, да завтра сами сгорят…
Когда все заканчивается, я даже не
сразу это осознаю. Просто мужское тело рядом со мной становится
каменно тяжелым, потом откатывается в сторону, а меня, напротив,
притягивают наверх.
- Устиньюшка… хочешь - выведу тебя
отсюда? Найду, что Федьке соврать, и кони за стеной ждут, и возок!
Только согласись! Мы еще молоды, ты мне и деток родить успеешь,
мне, не ему!
Это становится последней каплей.
Хватка на моих запястьях слабеет - и
я что есть силы впиваюсь ногтями, куда попала. В грудь, полосую ее…
жаль, сильно не вышло. Мне бы кошачьи когти, а не то, что сейчас,
под корень остриженное.
- Прочь поди, холоп ненадобный! Или
ты думаешь, что принудив – порадовал? Завтра гореть буду, о тебе и
не вспомню! Ничтожеством ты был, им и подохнешь!
Михайла взлетает с пола.
- ТЫ!!!
Я улыбаюсь, почему-то чувствуя себя
победительницей.
- Тело ты получил. И то силой, добром
бы никогда не сбылось. А душу не тронь. Не любят таких, как ты. Не
стоишь ты ни любви, ни презрения, ни памяти.
Ответом мне служит самое черное
ругательство.
Михайла вылетает из камеры, звякает
замок, а я начинаю смеяться. Зло, безудержно, до слез… пока шаги не
стихают за поворотом.
Любовь!
Она и такая – любовь?
Смех сменяется слезами, потом
отчаянием. Кажется, эта мразь мне рубаху порвала… что ж. Гореть за
измену буду, так какая теперь разница?
А, никакой.
Жаль, даже если с костра правду
прокричу, Федька мне не поверит.
А еще впервые мне жаль умирать.