Выбирай, Устиньюшка. Выбирай…
Ненавистное имя хлещет, ровно кнутом.
Устинья кричит, отчаянно и яростно – и черный огонь под сердцем
вспыхивает. Вспыхивает, обжигает, выдергивает ее в реальность.
Глава 1.
- Устя! Устинья! Да что ж за горе
такое с девкой?! Вот ведь недоладная…
Устя не открывала глаз.
Молчала, ждала. Чего? А она и сама не
знала. Вроде как помнилось все отчетливо.
Жизнь помнилась, длинная, страшная,
темная.
Смерть помнилась.
Даже Верея помнилась хорошо, и
вспышка золотого и черного в ее глазах, вспышка, которая захватила
и понесла… куда?
- Устинья! Все матушке расскажу, ужо
она тебе пропишет розог!
Матушке?
Устинья что есть силы прикусила
изнутри щеку – и решительным движением распахнула ресницы.
И тут же зажмурилась от потока
расплавленного света, который словно лился на нее сверху.
Солнышко.
Тепло.
И…
- Нянюшка?
Бабушка Дарёна только вздохнула.
- Поднимайся уж, горюшко мое. Вот уж
уродилось… все сестры, как сестры, боярышни, а ты что? Из светелки
удрала, в земле извозилась, вся, что чернавка… разве ж так можно? А
сейчас я и вовсе смотрю – лежишь на грядке. Солнцем головку
напекло, не иначе!
Устя смотрела – и помнила.
Осень.
Осень ее шестнадцатилетия. Этим летом
ей шестнадцать исполнилось, можно сватать. Можно бы и раньше, но
тут прабабка вмешалась. Зять ее побаивался, так что спорить не
стал. В шестнадцать лет замуж отдать?
А и пусть. И время будет приданое
собрать.
Заболоцкие, род хоть и старый,
многочисленный, но бедный. Не так, чтобы с хлеба на квас
перебиваться, но и роскошествовать не получится. Так, чтобы и
приданое сестрам, и справу для брата – сразу не получается. А брату
надобно, в стрельцах он. При дворе служит, самому государю Борису
Ивановичу. А там сложно…
И одеться надо, и перстень на руку
вздеть, и коня не хуже, чем у прочих, и сапоги сафьяновые. А
денежка только что из доходов с имения, а много ли с людишек
возьмешь? Вечно у них то недород, то недоход, все какие-то
оправдания…
Пороть? А и тогда много не выжмешь,
это Устин отец, боярин Заболоцкий, понимал отчетливо. Разве что
работать еще хуже будут.
- Поднимайся! Чего ты разлеглась,
боярышня? Сейчас ведь и тебя отругают, и меня, старую…
Память нахлынула приливной
волной.
Качнулись наверху гроздья рябины.
Багровой, вкуснющей… Устя ее обожала. Красную тоже.
Почему-то нравилась ей эта
горьковатая ягода, а уж если морозцем прихвачена… птичья еда? А вот
она могла рябину горстями грызть, и плохо ей не становилось. Вот и
сейчас…