Устинья, дочь боярская-1. Возвращение. - страница 7

Шрифт
Интервал


Выбирай, Устиньюшка. Выбирай…

Ненавистное имя хлещет, ровно кнутом. Устинья кричит, отчаянно и яростно – и черный огонь под сердцем вспыхивает. Вспыхивает, обжигает, выдергивает ее в реальность.


Глава 1.


- Устя! Устинья! Да что ж за горе такое с девкой?! Вот ведь недоладная…

Устя не открывала глаз.

Молчала, ждала. Чего? А она и сама не знала. Вроде как помнилось все отчетливо.

Жизнь помнилась, длинная, страшная, темная.

Смерть помнилась.

Даже Верея помнилась хорошо, и вспышка золотого и черного в ее глазах, вспышка, которая захватила и понесла… куда?

- Устинья! Все матушке расскажу, ужо она тебе пропишет розог!

Матушке?

Устинья что есть силы прикусила изнутри щеку – и решительным движением распахнула ресницы.

И тут же зажмурилась от потока расплавленного света, который словно лился на нее сверху.

Солнышко.

Тепло.

И…

- Нянюшка?

Бабушка Дарёна только вздохнула.

- Поднимайся уж, горюшко мое. Вот уж уродилось… все сестры, как сестры, боярышни, а ты что? Из светелки удрала, в земле извозилась, вся, что чернавка… разве ж так можно? А сейчас я и вовсе смотрю – лежишь на грядке. Солнцем головку напекло, не иначе!

Устя смотрела – и помнила.

Осень.

Осень ее шестнадцатилетия. Этим летом ей шестнадцать исполнилось, можно сватать. Можно бы и раньше, но тут прабабка вмешалась. Зять ее побаивался, так что спорить не стал. В шестнадцать лет замуж отдать?

А и пусть. И время будет приданое собрать.

Заболоцкие, род хоть и старый, многочисленный, но бедный. Не так, чтобы с хлеба на квас перебиваться, но и роскошествовать не получится. Так, чтобы и приданое сестрам, и справу для брата – сразу не получается. А брату надобно, в стрельцах он. При дворе служит, самому государю Борису Ивановичу. А там сложно…

И одеться надо, и перстень на руку вздеть, и коня не хуже, чем у прочих, и сапоги сафьяновые. А денежка только что из доходов с имения, а много ли с людишек возьмешь? Вечно у них то недород, то недоход, все какие-то оправдания…

Пороть? А и тогда много не выжмешь, это Устин отец, боярин Заболоцкий, понимал отчетливо. Разве что работать еще хуже будут.

- Поднимайся! Чего ты разлеглась, боярышня? Сейчас ведь и тебя отругают, и меня, старую…

Память нахлынула приливной волной.

Качнулись наверху гроздья рябины. Багровой, вкуснющей… Устя ее обожала. Красную тоже.

Почему-то нравилась ей эта горьковатая ягода, а уж если морозцем прихвачена… птичья еда? А вот она могла рябину горстями грызть, и плохо ей не становилось. Вот и сейчас…