Нельзя (не) любить - страница 18

Шрифт
Интервал


— Кстати, если я не заслуживаю такой высокой чести завтракать за одним столом с королем, могу уехать. Прямо сейчас, — смотрю в глаза деду, на что он фыркает только.

— Ерунду не говори. И так вижу тебя раз в год. Никто тебя не осуждает.

— Ну-ну, в семье не без урода, — усмехаюсь и принимаюсь за блинчики. Шикарные. Тонкие. Нигде таких нет. Но аппетит здесь способны испортить в два счета.

— Да ладно прибедняться. Ты же симпатичная. Целибат когда снимешь?

Эта издевка. Она становится последней каплей. И не было бы истории с Николасом, я бы как обычно спустила все на тормозах. А тут выходит я почти сняла целибат. По своей дурости. Дура может и я, а пришибить хочется дядю.

И что я делаю. Бросаю в Платона яблоком. Тот уворачивается, хоккеист как никак, и оно попадает в вазу. Звон оглушительный, и я невольно смотрю на мать.

А все на меня. Такая тишина вокруг, словно я разделась и стриптиз начала танцевать. И кожа горит от стыда.

Но мама и бабуля смеются, смягчая тяжелый, густой воздух.

— Думаю, папа с мамой будут мечтать, чтобы эти три месяца закончились побыстрее.

— Ну вот еще, — говорит бабушка, поднимаясь и целуя меня в макушку. — У нас давно не было так весело. Ну что, Насть. Пробежимся по лесу?

— С удовольствием. Только девчонкам убраться помогу.

Приходят горничные, и я с ним болтаю и убираю осколки. Хорошие девчонки. Лиза, Надя, Катя. Чуть старше меня и всю жизнь в Усть-Горске провели. Вот уж тут я сочувствую. Я бы с удовольствием весь мир объездила. Но кто меня отпустит. А я конечно бунтарка. Но историй про одиноких девушек в Европе мне рассказали не мало. Словно вынуждая понимать, как будет мне хреново, если семью предам.

— Мам? — захожу я к ней в комнату уже после обеда. Пробежка с бабушкой прошла в мимолетной болтовне о том, что изменилось в городе. И конечно ничего.

Мама только с Ледового пришла. Девчонок там тренирует. Она и меня тренировала. Но нечасто. Не могла на меня давить, а я без этого каталась со скоростью улитки. — Давай волосы расчешу?

Она улыбается, усаживается поудобнее возле зеркала и подает мне расческу. Ох, как я в детстве любила это дело. Особенно, если капризничала сильно. На каток не хотела ходить. Я таким вот образом извинялась.

— Расскажешь, что с тобой?

— А что со мной? — смотрю ей в глаза через зеркало. И словно вижу, какой стану через двадцать лет. Одно ведь лицо. Поразительно