Скажу лишь, что мы невзначай создали
новый вариант реальности. А какой он окажется, зависит от
попаданца. Вот так! А если не сумеет, если вдруг окажется вдруг
совсем не то и нога сломается невзначай, что он будет делать?
Бедный, несчастный Сергей Логинов!
Или, наоборот счастливый? Ведь на некоторое время его реальность
теоретически (по мнению ученых - хронистов) станет весьма
пластична. Знает ли он, захочет ли менять реальность под себя.
Сумеет ли? Ох!
Тэк-с, в XXI веке я над всем
посмеялся, но теперь такое ощущение, что в XIX веке надо мной
гнусно похихикивают.
Прежде всего, Егор Мелехин был парнем
здоровенным и сильным, хотя и довольно молоденьким крестьянским
человечком восемнадцати лет, уроженцем сравнительно большой деревни
Товарково, что в Подмосковье в именье небогатого помещика Геннадия
Николаевича Архипова, поручика в отставке.
Вот ведь отчего-то Бог дал
здоровьечка парню! Сам еще молод, а захочет, даст любому прямо в
морду. Никто и не обидется, поскольку понимает, что эдак и хуже еще
будет.
С большим мощным, прямо-таки бычьим
по комплекции и силе телом, в обеденный перерыв он накоротке сладко
спал на сенокосе, благо отдыхал по известной традиции у
православного населения.
И никто ведь не решится его тронуть
хотя бы словом. Попробуй только, руки-ноги переломает!
По правильному христианскому обычаю,
как и всех большинства православных, относительно плотно поев и
попив холодной водички (ему все было мало), он разбавлял летний
сенокос гулким храпом, набираясь сил на рабочее будущее.
А работать еще надо было много и
старательно. Полдня ведь пока только работали. И поскольку все для
себя старались (и только частично на местного помещика), то
вкалывали изо всех мужицких сил, не жалея ни собственного тела, ни
примитивных крестьянских орудий.
Из одежды по жаркой летней поре на
нем были лишь легкие домотканые штаны и такая же домотканая рубаха,
из обуви – легкие лыковые лапти без верха, что сделал ему папаня
аккурат вчера.
Нет, он не был нищим или бедняком,
всего лишь обычный крестьянский парень XIX века в летней
повседневной рабочей одежде. Ведь в этом столетии крестьяне что
производили, то и носили или ели. Так испокон веков заведено еще
дедами и пращурами.
Больше никого около приличного стога
душистого сена нынешнего покоса не было. А если бы и оказались, то
вряд ли кто посмел ему сделать замечание, или, что еще
оскорбительнее, пошутить над парнем. Типа рубаху спрятать или по
носу пощелкать. Попробовали бы! Даже первые красавицы в деревне,
своенравные и нахальные, покуда не венчанные, не решались подойти.
А остальныеуж тем более.