Ада, собрав всю волю в кулак, постаралась как можно спокойнее ответить.
— О чём? Нам нечего обсуждать! Ты мне никто… и всегда был никем...
Артём нахмурился. Его кулаки сжались, а затем, снова разжались. Но потом вдруг он как-то разом обмяк. Плечи опустились, нижняя губа затряслась, и, вцепившись себе в волосы, он, глухо застонав, присел перед ней на корточки.
— Господи! Да что ж это такое?! Я ничего не понимаю… во мне словно живут два «я». Одно — тянется к тебе, а другое ненавидит… Кто ты такая? Кем ты была для меня раньше? Почему я тебя не помню? Почему? Помоги мне! Помоги, прошу! Помоги вспомнить!
Сердце Ады сжалось от осознания, как Артём мучается, не понимая своих чувств. Ей очень хотелось помочь парню: рассказать о себе, об их жизни в том городе, о том, что же с ними там произошло. Но она боялась, что он неверно истолкует полученную информацию, будто она бросила его, продала их возможное будущее за деньги, полученные от Махрова. Может, это со стороны и выглядело именно так, но как она могла поступить тогда? Она любила и продолжает любить Богдана, его и только его. Её чувства к Тёме были совсем другими: безмерная благодарность за его отношение к ней, уважение к его выдержке… Но это точно была не любовь и совсем не то, что он чувствовал к ней. Он страдал тогда, и ей так не хотелось, чтобы это повторилось.
— Мама!
Антошка влетел в комнату и замер, растерянно глядя то на Аду, то на сидящего на корточках чужого мужчину, держащегося за голову. В течение пяти секунд Ада даже опомниться не успела, как ребёнок принял решение.
— А ты что так сидишь? — Малыш смело шагнул к Артёму. — У тебя головка болит?
Он присел на корточки перед Тёмой, стараясь заглянуть ему в глаза. Тот, словно пьяный, поднял на него тяжёлый взгляд, в котором читались боль и тоска. Ада в ужасе рванулась к сыну, но не успела. Артём опередил её. Быстро подскочив, он схватил малыша и, резко развернувшись, отпрянул от неё. Ада ахнула.
— Тема! Отдай мне сына! Отдай!
Явное отчаяние пульсировало в сдавленно звучавшем голосе. Она снова протянула к нему руки, но Артём отошёл от неё ещё на два шага. Внезапно, как-то странно улыбнувшись обеспокоенной матери, он принялся практически в упор рассматривать драгоценную для неё ношу.
— Подожди! — бросил он ей каким-то резко-напряжённым голосом. — Ну что ты волнуешься? Дай мне рассмотреть ребёнка… Похож… На него похож, а… глаза… глаза твои… Не бойся! Ведь он мог бы быть и моим сыном…