При упоминании имени женщины сидевший до этого расслабленно Борис как-то разом подтянулся. Костя и Карина перемен в нём не заметили, а вот Богдан изменения уловил. Какое-то время он внимательно рассматривал друга, а потом мысленно ухмыльнулся. Дабы проверить свою догадку, поинтересовался:
— Кара… Давно хотел тебя про эту Ковалевскую… как её?
— Инара… А что такое?
Борис напрягся, непроизвольно подавшись вперёд, весь обращаясь в слух.
«Есть! Попался, наконец, и наш закоренелый холостяк!»
Богдан улыбнулся, уже открыто и весело, и начал расспросы.
— Она ведь примерно нашего возраста и совсем обычная с виду… Есть, конечно, в этой блондинке что-то привлекательное, женское: изюминка или шарм… Да вот, смотрю, она часто на канале мелькает. С чего бы? Кто-то её протежирует?
Карина смутилась, а потом, вздохнув, сообщила:
— Ты уж прости меня, Богдан. Моя это протеже… Не злись. Я за неё просила.
Богдан нахмурился.
— С каких это пор, Кара, ты используешь своё служебное положение в личных целях, да и ещё в обход меня?! – прорычал он, внезапно заподозрив сговор друзей у себя за спиной.
— Прости! Это же очень давно было. Ада тогда рожала, и с тобой никто связаться не мог… Ты сутки в больнице проторчал, пока всё не закончилось… И потом, до тех пор, пока всё не стабилизировалось у неё и у Антошки, ты ж ни с кем не хотел общаться. Вспомни!
Богдан вспоминал тот период с ужасом.
Казалось бы, ничего не предвещало неприятностей. Беременность протекала стандартно, без отклонений и сюрпризов. Ада решила рожать, категорически отказавшись ехать для этого в какую-либо другую страну мира. В спорах об этом у них просто до истерики Ады доходило, и Богдан вынужден был смириться. Всё, на что она согласилась, так это на то, чтобы он лично выбрал лучшую медицинскую клинику в городе.
До родов оставалось ещё три недели, но Аде предстояло уже завтра лечь в больницу. Это была единственная уступка, на которую она согласилась – отправиться туда заблаговременно, чтобы провести какие-то новомодные дополнительные обследования.
Тяготясь своим будущим затворничеством, она уговорила Даню съездить на прогулку в городской парк.
Золотая осень так и манила своим разноцветьем, шуршанием листьев под ногами, лёгкими заморозками по ночам, ярко-красными гроздьями рябины. И Богдан сдался, уступив уговорам жены подышать свежим воздухом во время прогулки среди засыпающей природы. Но порадоваться этой красоте им не удалось. Едва они прошли чуть более пятисот метров, как боль, внезапно резанувшая живот Ады, заставила её согнуться пополам.