– На, куряка.
Ленька с ходу бросает мне беленькую пачку с красными буквами. Я ловко вскрываю ее и чиркаю спичкой.
– Спасибо, друг.
Мы доходим до оврага и садимся на поваленное дерево. Ленька начинает копошиться в рюкзаке, а я курю уже третью.
– Будешь?
– Ты же знаешь… Я и дым-то терплю только из-за тебя. Вообще пассивное курение еще опаснее. Я, можно сказать, тут жизнью рискую…
– Ах ты, мой смельчак! – Раскидываю руки, словно хочу кинуться к нему в объятья, и громко хохочу, давясь дымом и роняя сигарету. Ленька достает бутылку.
– Это что?
– Водка. У матери спер.
– Ну и дурак. Я это пить не буду.
– Я тоже.
– Так чего мы сюда тащились тогда?..
Ленька выдерживает небольшую паузу, а потом не глядя на меня, совсем просто и спокойно говорит:
– Смотри на реку. Или будешь спорить, что здесь хуже, чем в школе?
– Не буду.
– Тогда молчи.
И мы сидим и просто смотрим на воду. Лучи прыгают по маленьким волнам. Глазам немного больно, но лицо охватывает приятное тепло, здесь легко дышать. Дышать и молчать.
В такие минуты мне кажется, что я могу быть счастлива. В такие минуты я думала, что даже смогу полюбить Леньку. Тогда я не знала, что пройдет каких-то полгода – и моей матери не станет. Вернее, она останется, но будет живым мертвецом, не помнящим ни прошлого, ни настоящего.
Тогда, сидя на берегу рядом с самым настоящим мужчиной, я думала, что жизнь умнее меня, что я просто не могу разгадать ее замыслы, ее интриги. Но она и не собиралась загадывать мне загадки. Через шесть месяцев у мамы случится инсульт, и я больше не буду сидеть на этом чертовом бревне. Я быстро повзрослею, умру и воскресну не Фениксом, а роботом-пылесосом, который выносит «утки» и готовит пригорелую кашу…
Но сейчас этого не существует, есть лишь я и Ленька… Ленька…
Я бы и сама подумала, что влюбилось в этого странного молчаливого парня, но было несколько «но».
Первое «но» казалось мне больше не недостатком, а особенностью. А вот со вторым мириться не получалось. Во-первых, иногда мой Волосатый друг слегка заикался. Этого можно было и не заметить, некоторые из одноклассников до сих пор не знали про эту его особенность.
Ленька мог говорить спокойно неделями, небольшими и печальными словами, а потом его словно подменяли, и он не мог выдавить из себя ни слова. Это меня не пугало, скорее тревожило: в такие моменты я ощущала, что нужна Леньке как никогда, что он или мир вокруг него меняются. Но обычно Ленька просто уходил от меня, небрежно толкая плечом, и я не лезла к нему вплоть до его дружеского кашля за моей спиной.