Глава 2. Обязанности
Мама Урсулы, дождавшись мужа, пана Каминского, ушла вместе с ним к Багужинским. У них возникли проблемы с гестапо и такие, что оба Каминских не смогли точно ответить дочери, когда вернутся.
– Войтек сказал, что сегодня ночует у Томаша, – сказала пани Каминская задумчиво. – Надо бы это прекратить. Сама никуда не выходи, вечером опять готовится какая-то акция. Будет страшно, пойди к Вайсбергам… До встречи, солнышко.
Как только дверь закрылась и замок щелкнул, Урсула стремительно зашла в комнату. Тарелка с оладьями была уже пуста, сок выпит. Исаак стоял около шкафчика с книгой в руках.
«Какие ужасные штаны, – подумала она. – И руки грязнущие!»
– Положи на место и больше ничего не смей трогать на полке, – Урсула отобрала новенького «Робинзона Крузо», поставила обратно и отошла от Исаака.
Тот хмыкнул, по-хозяйски заходил по комнате взад-вперед, осматриваясь:
– А где братец твой? – спросил он.
– Какой братец?
– Ну Войтек. Лет шестнадцати. Носит бежевые башмаки и не любит евреев, а ты не любишь его.
– Ему двенадцать, и он никак не относится к евреям.
Урсула недоверчиво следила за Исааком и злилась: «Сейчас все вши перебегут сюда. Ой, мамочки. А если у него кровь заразная?» Она знала, что в гневе может наговорить много нехорошего, поэтому изо всех сил сдерживала себя. Решив смотреть на самую нераздражающую часть лица Исаака, девушка смотрела то на его лоб, то на шею.
– Он просто так рисует немецкие кресты на своих башмаках, – фыркнул Исаак. – Не смеши меня. Я из-за них чуть не убился в вашем проклятом коридоре. Для двенадцати у него слишком здоровенные ноги. Хотя кто бы постарше разукрашивал ботинки… Не продашь? – вдруг загорелся он. – Я деньги потом отдам, честное слово. Свастику сведу керосином… Не защищай его. Ты же его не любишь.
– Почему не люблю, – выдохнув, произнесла она. – Я его по-своему…
Не слушая, Исаак поправил пиджак, оперся на трюмо и посмотрел в зеркало: «Какой же я…» Под носом закоптела кровь, прямо как усы Гитлера, щека с красным пятном. Пыльное, нищенское лицо. Он давно не любил его, а с тридцать девятого искренне ненавидел: «Хоть зубы целы», – он потер губы и повернулся к Урсуле, которая продолжала что-то говорить:
– Не любишь, потому что берет твои книги, а возвращает порванные. Книжные черви часто по такому поводу разводят…