С мыслью об уродстве она пролежала несколько часов. Раз за разом проклиная Исаака, Урсула переворачивалась с одного бока на другой, подкладывала под ухо кусок одеяла и заставляла себя не смотреть в угол, но смотрела. Фигура Исаака напоминала черного спрута с протянутыми по полу длинными щупальцами. С леденящей боязнью она отворачивалась, но не могла пролежать спиной к нему долго, не зная и не видя, что он там делает. Всем сердцем ей хотелось перестать бояться Исаака, но каждый шорох и вздох, доносящийся из угла, вызывал у нее дрожь.
«Не может же быть насквозь гнилым».
– Ты кого-нибудь убил, Ворона? – спросила она тихо-тихо, думая и отчасти надеясь, что Исаак даже не услышит.
Но он ответил твердо, без гордости, наконец, шумно поменяв положение:
– Да, я сам убил пять офицеров.
В мыслях девушка проговорила его ответ, но не стала бояться больше. Ворона как всегда врал, а сейчас вышло совсем ювелирно. Значит, он лукавил, говоря, что она страшненькая, что в углу воняет, что ему не нравится находиться в ее комнате и что у нее плохой вкус.