– Смотря, что вы понимаете под жизнью, – прищурившись, ответил старик. – Вот вы слышали, как говорят книги?
– Нет… Хотя, – задумался Даир, – Возможно. – и уже уверенней: – Определенно что-то было в детстве. Книги в нашем доме шептали. И даже – разговаривали. Я узнавал каждую по голосу, по характеру. И я пытался рассказать это взрослым. Но они подняли меня на смех …И я перестал слушать книги.
– Это возраст, когда мы можем видеть многое. А потом все это исчезает… Как и наша детская сказка, – и, взяв книгу Даира в руки, продолжил: – Мы часто видим одну сторону книги. А на самом деле граней книг может быть много. Бесчисленное множество. И эти грани совмещаются в единое целое, производящее миры. И я увидел только часть частей. А сколько скрыто там, – мечтательно протянул старик…
– Где там? – удивленно спросил Даир.
– Там, далеко… – отрешенно пробормотал старик, словно разговаривал сам с собой. Внезапно его глаза вспыхнули бесноватым блеском. – Ведь сначала было слово. А потом – множество слов. И эти слова превратились в легенды, из которых родились книги. Множество книг, ставших хранилищами жизней. Еще с древних времен, до поры великого хранилища Ашшурбанипала10, книга служила человеку и была великим началом. И эти начала, где я прочел каждую букву, я помню как сейчас.
– Помните? – изумленно уставился на него Даир.
– Вы слишком молоды, чтобы понимать, – словно что-то не договаривая, усмехнулся старик. – Книги слишком живые. Они могут танцевать. Они могут слушать. Они могут говорить. Они могут многое, что недоступно человеческому сознанию. И он, человек, отгораживается от них, создавая кладбище книг. Ведь мы видим только то, что хотим. Что мы видим, например, здесь, – кивнул головой в сторону хранилища, – полки и молчание. А между тем здесь, в данное время, происходит история, которая имеет много версий в другой плоскости. Ведь библиотека – это вещь в себе11. И человеческое понимание видит только пену воды, а не волну, и тем более – не глубину.
– Вы говорите странные вещи, – недоверчиво промолвил Даир.
– Странные, потому что вы не готовы принять это, – назидательно поднял палец старик. – Они, книги, ведь разные. Такие же, как и люди. Сварливые старики, молодые выскочки, томные и элегантные женщины, грубые и своенравные мужланы и молчаливые древние старцы. Книги служат людям. А я служу книгам. Я выражаю мнение книг. Считайте, что я посол книг. Нет меня самого по себе. Есть я – как часть Вселенной книг. Этой бесконечности человеческой мысли. – И придвинувшись ближе, кряхтя, прошептал скрипучим старческим голосом: – Вы слышали легенду о «вечном книгохранителе»?