Мы пообедали, стали прощаться с хозяином, и, стоя уже на пороге, я спросил:
– Скажите, Михей, а как вам вчера удалось от нас уйти?
Он засмеялся и ответил:
– А это мой секрет! Если захотите, и вас научу кое-каким приемам. В тайге без навыков нельзя. Пропасть можно. Приходите ко мне в следующий раз, как сможете, подробнее поговорим, а сегодня вам уже пора, а то моя Катерина вас глазами чуть ли не ест. Рано ей еще с парнями шашни заводить.
По дороге на базу мы шли молча. Потом вдруг Саша заговорил:
– Скажи, Вить, тебе Катя понравилась?
– Еще как понравилась! Красивая, а глаза какие, я таких вообще никогда не видел.
– А как ты думаешь, ей из нас кто понравился?
– Ну, мне-то откуда знать, это у нее надо спрашивать.
– В следующую увольнительную ты к Михею пойдешь?
– Конечно, пойду, и не только к Михею. Я Катю хочу еще увидеть.
– Я тоже хочу ее увидеть, – вздохнул Сашка, – но ты красивее, чем я, она тебя выберет, это точно.
– Да откуда тебе знать, кого она выберет. Может, она блондинов любит, а ты у нас блондин. И погоняло у тебя Блондин, и у командира ты в любимчиках ходишь, так что лыжи твои будут чаще в поселке, чем мои.
– Скажешь тоже, командир одинаково ко всем относится. У него нет любимчиков, он у нас справедливый.
За болтовней о Катерине мы дошли до своего логова, так мы называли нашу маленькую базу, рассчитанную всего на один отряд в тридцать человек. Каждый к нам в отряд попал по разному. Отбор сюда был очень строгий. Все мы проходили сначала учебу в лагере для новичков, и только после года обучения нас отправили в эту приграничную зону для специальной службы. Что это была за служба, я рассказывать не стану, скажу только, что приморская тайга на длительное время стала нашим домом. Уж ее-то километров на пятьдесят вдоль границы мы выучили наизусть: что днем, что ночью, могли безошибочно найти всё, что было необходимо. Летом было проще на дежурстве: то заросли малины найдешь, пока бродишь по тропинкам, то грибов соберешь. Сложнее зимой: черные деревья, белый снег и предательски яркая луна. Или метель, что еще хуже, вой ветра и волков до жути в душе и дрожи в коленях.
От увольнительной до увольнительной дни тянулись медленно, а ночи стали бессонными. Я всё время думал о Катерине, о ней думал и Саша Логинов. Наши кровати в казарме стояли рядом. Иногда по ночам он спрашивал меня шепотом: