Тогда я встал на ноги, подобрав с пола остатки своего достоинства и послал их в дальние дали за холма, да чтоб не возвращались. Только вышли они за дверь, как ноги мои подкосились, и рухнул я на шкуру медведя. Я прижался щекой к щетинистой шкуре и пытался вдохнуть еще возможно сохранившиеся запахи ее тела.
Я чувствовал приближение смерти, жалеть себя, и плакать, не было времени, я решил разыскать любимую, чтобы уговорить сбежать, а если откажется, то хотя бы проститься. Коснуться ее последний раз.
Я тихо забрался в соседний двор, перепрыгнув через развалившийся забор, взял первого коня, что попался мне и так быстро как позволяли мускулистые ноги коня рванул в те края, в которые часто вглядывался, провожая любимую. Время все шло, и скоро уж близился рассвет, но ни домика на своем пути я не встретил, лишь заросшие, как ковром из травы и цветов покрытые луга, да бесконечные холмы. Пришлось возвращаться, видимо не выдастся мне шанса перед смертью насладиться любовью моей дражайшей подруги.
Я коснулся рукой своей груди и едва слышно шепнул: да храни тебя, господи, любовь моя! Буду рядом я, если на то будет воля божья. Сжав руку в кулак про себя добавил я, что пусть тело мое забирают и мучают как хотят, но души моей не получить им будет. Душа моя полностью отдана моей ненаглядной, пусть у нее и останется и после моей смерти.
Этот гипс умрет вместе со мной. Кувалдой нанес я гипсовой любимой пару ударов, отчего от скульптуры осталось лишь очертание. Это будет выглядеть как самоубийство, потому самоубийство это и есть. В чистом виде».
Завершив свое последнее письмо, скульптор взял в плетеной старой корзине, что стояла под скамьей во дворе, крепкую бечевку, предназначенную для укрепления деревянного забора, привязал ее к деревянной балке под потолком в лачуге, встал на табурет, осторожно закрепил петлю, надев ее на шею и замер.
Конец ознакомительного фрагмента.