Нашли Мартынова через четверть часа. Под рухнувшей сгоревшей балкой он лежал, уткнувшись лицом в пепелище. Когда товарищи добрались до него, он был ещё жив. Балка перебила Мартынову спину, от удара разорвало внутренности, и изо рта его сочилась чёрная, как дёготь кровь. Все понимали, что минуты помощника сочтены. Заботливо поднятый пожарными командир, не в силах даже шевельнуться, молча смотрел в последний раз, как товарищи добивают пожар. Те, почти закончив дело, сходились к месту, где лежал Мартынов.
– Как же это, Алексей Иваныч, – шептал возле него Дорофеич. – Я ж помпу починил, как же так.
Взглядом подозвал Алексей к себе Ширша.
– Колю, Колю увидеть надо мне, – еле слышно шептал командир. – Прикажи послать за ним – времени более нет…
Вестовой промчался галопом по Гостинодворской к дому Мартыновых. Николай заметил его издали и, почуяв неладное, пошёл сначала большими шагами, а потом побежал навстречу.
– Садись ко мне, Коля, скорее садись, – поднял на дыбы коня вестовой. Николай легко вскочил на лошадь, и они помчались туда, где ждала их беда.
Оказавшись на месте, Николай спрыгнул почти на ходу и, расталкивая бойцов, обступивших плотным кольцом своего командира, наклонился к отцу. Крепко взял его за холодеющую руку. Алексей глядел на сына, и в этом взгляде была и смертная тоска по жизни, и любовь к сыну и жене, и спокойствие мужественного человека. Здесь, посреди догорающего пожара, догорала жизнь пожарного Алексея Мартынова, которую отдал он отечеству всю без остатка.
– Хорошо, что не дома, – прошептал вдруг отец. – Пожарный в бою погибать должен, и тогда душа его на небо вознесётся непременно. Коля, обещай мне, что дело продолжишь. И вот ещё, у Ширша спроси…
Рука отца обмякла, и он затих, широко раскрыв глаза, в которых отразились и застыли огненные сполохи, будто и впрямь душа его поднималась в небо с огнём и дымом…
На третий день Алексея схоронили. Отпевали его в Преображенском храме при огромном стечении народа. Брандмейстер Бодров и бойцы, прошедшие с Мартыновым огонь и воду, держали свечи, будто зажжённые священником не от алтаря, а от того самого последнего пожара. Такая же свеча горела в руке у Николая, стоявшего возле почерневшей от горя матери и сестры Марии.
– …Упокой душу раба Твоего Алексея, – привычным своим басом неторопливо отпевал усопшего отец Иоанн. – Прости прегрешения ему вольныя и невольныя…