Горели торговые базарные ряды, что начинались прямо от гарнизонных солдатских бань. Где именно загорелось, понять было невозможно. На месте торговцы бегали с вёдрами, пытаясь залить уже набравшее силу пламя, кто-то тащил из огня мешки и лотки с уцелевшим товаром. Бояться было чего: совсем рядом хранились бочки с дёгтем, куда пожар сумел добраться, с размаху перепрыгнув через кадушки с водой. Пожарные уже мчались вдоль горящих рядов, крутя головами, махая кому-то руками, что-то говоря друг другу. Впрочем, разобрать хоть что-нибудь в этой огненной круговерти было нельзя. Пожар тем временем, не замечая пожарный обоз, словно не предвидя своей скорой гибели, продолжал ползти к новым лавкам, с треском обрушивая навесы и подпоры.
Сейчас же пожарные принялись раскатывать по земле прочные пеньковые рукава, расталкивая пинками лавочников. В начале улицы появился на вороном рысаке брандмейстер в чёрном плаще и начищенной медной каске. Он ехал не спеша, не обращая никакого внимания ни на рушащиеся в сажени от его головы крыши, ни на языки пламени, то и дело дотягивающиеся до него, чтобы выбить из седла полководца и обратить сражение в свою пользу. Обученный рысак столь же невозмутимо нёс своего хозяина в самое логово пожара. Брандмейстер, остановившись посередине, начал отдавать команды….
16 апреля 1859 года
Ровно за двадцать лет до этого самого происшествия в погожий апрельский день в Оренбурге было всё спокойно. По Николаевской шагал молодой человек лет двадцати от роду в свежем сюртуке и почти новых сапогах, радуясь жизни этой наступившей весной. Молодого человека звали Николаем Мартыновым. Родившись в Оренбурге в семье пожарного унтер-офицера, Николай, благодаря стараниям зажиточного двоюродного дяди, не имеющего к нашему повествованию ровным счётом никакого отношения, получил вполне сносное образование. И хотя полученные знания время от времени заставляли молодого человека погружаться в размышления об устройстве и смысле жизни, а также о собственном предназначении на земле, всё же глядел он на эту жизнь с оптимизмом. Тем более, что в этот хороший день грустные мысли если и посетили Николая, то улетучились ещё с рассветом. Накануне, в три часа пополуночи, у себя в доме он потушил на маленьком столике свечу, оставив лежать рядом небольшую стопку листов, перевязанных крест-накрест бечёвкой. Это был первый его рассказ или же совсем небольшая повесть – автор заранее решил, что кому как будет удобнее – содержание которого было пока неведомо никому. Нет-нет, уважаемый читатель, это были не крамольные мысли о существующих порядках, которые вполне могли закрасться в голову автора всё из тех же прочитанных книг.