– Ким, я хочу, чтобы ты взяла Зельду к себе. – Темные воспаленные глаза Скотта смотрели на нее с отчаянной надеждой. – Она доверяет тебе, она не боится тебя. Только ты сможешь ей помочь. Если тебе надо подумать – мы подождем.
Долго раздумывать Маренн не собиралась, да и времени на это не было.
– Хорошо. – Она согласилась сразу. – На следующей неделе мне надо уехать в Европу. Но, как только я вернусь, я возьму Зельду к себе в клинику Линкольна. Не отдавай ее пока другим врачам. Пусть она остается дома, следи за ней, не оставляй одну. Одиночество для человека, находящегося в состоянии депрессии, убийственно. Я вернусь и думаю, что года через полтора я смогу поставить ее на ноги.
Она была уверена, что именно так все и случится. Но, увы, в Америку она так и не вернулась. В Берлине ее арестовали по доносу ее аспиранта агенты гестапо, и вместе с детьми она попала в лагерь. Из этого лагеря ее так и не освободили до сих пор. И хотя она пользовалась относительной свободой на территории рейха, вернуться к Скотту и Зельде она уже не смогла. А теперь и возвращаться уже было не к кому. В бюро переводов при шестом управлении СД, где она работала, Джилл переводила статьи из американских газет. Как-то вечером в феврале 1941 года она вернулась со службы очень расстроенная. Штефан был в эти дни дома, он получил краткосрочный отпуск и приехал из Франции, где находилась его дивизия. Маренн быстро заметила, что Джилл старается не встречаться с ним взглядом и как-то скупо отвечает на привычные шутки, хотя обычно слегка высмеивать друг друга было любимым их занятием. Как-то поспешно чмокнув брата в щеку, Джилл ушла к себе в комнату под предлогом, что ей надо переодеться, и не торопилась спускаться. Агнесс, их горничная, уже накрыла на стол.
Конец ознакомительного фрагмента.