– Анатолий Владимирович, к вам там…
Дверь распахнулась, на пороге появилась Пашка – секретарша – с широкой русой косой, выложенной венчиком вокруг головы, белой блузке и узкой полосатой юбке, обтягивающей широкие бедра.
– Пошла вон, – шикнул на нее Трохов.
– Ой, простите, – секретарша поспешно закрыла дверь, но Трохов успел заметить, как она обиженно поджала губы. И тут же поймал на себе насмешливый взгляд майора. Трохов смутился. Да что смущаться-то, одернул он себя. Уж кому еще, а Пильзюку точно известно, что Пашка – баба отзывчивая, на ласку сама напрашивается. Для того ведь и прислал – знал кого.
* * *
– Алло! Это Хелен? Это Хелен Бергер?
Он неожиданно услышал свой голос, и сам не узнал его. Он показался ему глуховатым, словно доносился издалека. Серая пустота скрутилась невзрачной большеголовой змейкой и тут же исчезла, точно юркнула в невидимую дыру, оставляя место широкой лужайке с аккуратно подстриженной травой, серебрящейся от света луны, повисшей над плато.
– Алло! Хелен, это Гленн! Ты получила мою открытку?
Высокие длинноиглые сосны, слегка изогнутые от ветра, постоянно дующего с гор, застыли перед входом в двухэтажный дом с белым балконом над крыльцом. Все окна в доме темны – уже наступила ночь, и хозяева давно легли спать. Держа в руках бархатный футляр в форме сердечка с бусами из мелкого жемчуга – на них он потратил весь свой недельный гонорар за игру в оркестре, – Гленн нерешительно переминается с ноги на ногу, а затем… свистит в два пальца – резко, пронзительно. Пушистая серая сова, сверкнув желтыми глазищами, срывается с ветки – серебристые капли от прошедшего вечером дождя, разлетаясь, ударяют ему в лицо, а свист разносит эхо в ущелье.
«Хелен! Неужели она улеглась спать? – думает он с тревогой. – Я же звонил ей сегодня. Сказал, что приду после работы. Забыла?»
– Хелен! – он уже кричит во всю силу, забыв о том, что может потревожить соседей.
– Что ты орешь?!
Окно на втором этаже распахивается. Появляется белокурая головка Хелен в папильотках. Личико не заспано – она и не спала, – но кривится от недовольства.
– Немедленно замолчи! Я сейчас спущусь.
Через мгновение она появляется на пороге. В полосатом ночном халате, руки уперты в бока. Однако губы накрашены, а на лице – свежий слой пудры.
– Имей в виду, – деловито заявляет она с ходу. – Я никуда не пойду.