Костюмированная римлянка провела мимо Дворца дожей и свернула в сумрачную улочку. Пахнуло застоявшейся сыростью. Вода канала мелко зыбилась. Одолев крутой мостик, они подошли к старому зданию, у которого возвышался каменный колодец для сбора пресной воды.
– Сюда, – указала, собираясь уходить, толстушка. – С вас денежка!
Зодич протянул ей монету и, обернувшись, заметил невдалеке своих помощников.
Тяжелая дверь под рукой Александра подалась, и он очутился в полутемном просторном помещении. В узкое окно едва проникал свет. И лица людей, представших пред ним, были бледны и расплывчаты. Он, с замершим сердцем, узнал всех: и мнимого Сикорского, и пана Манульского. «Цирковой стрелок» вскинул для острастки пистолет и неприязненно спросил:
– Мсье не ожидал такой встречи?
– Разумеется! Вот и пан Манульский меня было заподозрил. Даже хотел арестовать, – с вызывающей иронией возразил Александр.
– Вы хорошо владеете собой, милостивый государь, но… Finita la comedia![8] Из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, раздался стук и донесся голос Ядвиги:
– Они выследили вас… Спасайтесь!
– Вот как? – хладнокровно произнес Зодич. – Стоит ли ревновать женщину, которая просто беседовала с мужчиной?
– Когда наша венская патриотка передала, что вы интересуетесь поляками, мы еще не знали, с кем имеем дело, – грубо выпалил Сикорский. – Вы просчитались! Спасти Орлова уже не удастся! Человек из свиты Дожа предупредит, когда этот обжора появится на площади. А я попадаю в монету с тридцати шагов!
– Жаль, я не прикончил тебя, подлый шпион, у себя дома! – заорал, выступив вперед, Манульский.
– Ждать некогда, мсье, – отрезал «стрелок», подлинный пан Ярошевский. – Я не убью вас при одном условии. Вы напишете согласие быть нашим агентом и перечислите всех, кто враждебен конфедерации. У вас нет иного выхода. Да или нет?
Ярошевский вытянул руку с пистолетом.
В этот миг дверь с грохотом распахнулась, и Ядвига с тяжелым подлокотником в руках выбежала на середину комнаты.
– Ай да ясновельможная пани! Вам жаль паршивого русского шпиона? – затрясся от негодования Манульский. – Опомнитесь! Пся крев!
Вид Ядвиги был столь же безрассуден. В глазах таилась решимость. Лицо пылало. Но красота ее завораживала даже в эту минуту…
Заслоняя собой Зодича, она выкрикнула:
– Uciekajcie, pan!