И вот теперь, глядя на невесту, которой открыли лицо, он терялся в догадках. Она оказалась миниатюрной, примерно одного возраста с Колей, но вела себя так, что казалась гораздо моложе. Голос у нее был тихий и неуверенный, держалась она покорно, губы были приятно пухлыми. Хотя у них с Мариной и был общий предок, она ничем ее не напоминала – и этому Петр был рад. Коса теплого каштанового цвета обрамляла ее круглое лицо. При более внимательном взгляде можно было заметить напряженные мышцы вокруг глаз – словно с годами ее лицо сожмется, наподобие кулачка. На ней был крест, который она непрерывно теребила, и глаз она не поднимала, даже когда Петр пытался заглянуть ей в лицо. Как Петр ни старался, ничего явно неправильного он в ней не заметил – если не считать, возможно, зарождающуюся раздражительность. Она определенно не казалась пьяной, пораженной проказой или безумной. Возможно, девушка просто была стеснительной и замкнутой. Возможно, князь, и правда, предложил ему этот брак в знак доброго расположения.
Петр прикоснулся к милым очертаниям губ своей невесты и пожалел, что не может поверить в такую возможность.
После венчания был пир в гриднице ее отца. Столы ломились от рыбы и хлеба, пирогов и сыров. Люди Петра кричали, пели и пили за его здоровье. Великий князь со своей семьей улыбались – более или менее искренне – и желали им много детей. Коля с Сашей говорили мало и не без возмущения посматривали на свою новую мачеху – двоюродную сестру, которая была не старше их самих.
Петр поил жену медом и пытался ее успокоить. Он старался не вспоминать о Марине, которой в момент их женитьбы было шестнадцать: она смотрела ему прямо в лицо, произнося обеты, смеялась, пела и с аппетитом ела на свадебном пиру, и бросала на него косые взгляды, словно приглашая ее напугать. Петр уложил ее в постель, сходя с ума от желания, и целовал до тех пор, пока ее строптивость не уступила место страсти. На следующее утро они встали, чуть пьяные от неги и разделенного наслаждения. А вот это создание, казалось, неспособно было на строптивость – и, возможно, даже на страстность. Голова у нее клонилась под тяжестью убора, на его вопросы она отвечала односложно, и только крошила пальцами кусок хлеба. В конце концов, Петр со вздохом отвернулся от нее и мысленно перенесся на дорогу, вьющуюся по зимнему темному лесу, к снегам Лесного Края и простым занятиям вроде охоты или починки – подальше от этого города улыбчивых врагов и колючих знаков расположения.