После смерти родителей я была как в бреду. Ужасное время. Меня выдернули из Сан-Франциско – единственного дома, который я знала, – и, перекинув через полстраны, поселили в доме дяди и тети, в Чикаго. Лео меня буквально спас.
Я приехала к ним все еще не в себе, потрясенная чудовищной несправедливостью мира, с бессердечной пунктуальностью забравшего моих родителей одного за другим. Но Лео решил, что заботиться обо мне – его обязанность, и исполнял ее со всей серьезностью даже в свои девять лет.
Мы оба пошли в своих мам и представляли собой странную парочку. Я – тонкая и бледная, с настолько светлыми волосами, что при определенном освещении они приобретают розоватый оттенок. И Лео – кареглазый, с темной копной волос. Он был забавным, добрым и бесконечно терпеливым, в то время как я была тихой, подавленной и замкнутой.
Но мы с самого начала стали единой командой: Лео и Элис.
И, конечно же, Тедди. Эти двое – с малых лет неразлучные – сразу взяли меня под свое крыло. С тех пор мы стали трио.
Подъезжает автобус, тускло светя фарами в вихре снежинок, и мы забираемся внутрь. Я сажусь у окна, Лео опускается на сиденье рядом со мной и вытягивает длинные ноги в пустой проход. Под его ботинками быстро образовывается лужица. Я достаю из сумки купленную для Тедди поздравительную открытку и протягиваю Лео ладонь. Он без вопросов вручает мне тяжелую авторучку, которую всегда носит с собой.
– А я украл твою идею, – говорит брат, вынимая из кармана куртки пачку сигарет. Он вращает ее между пальцами, явно довольный собой. – Еще одно преимущество восемнадцатилетия. Знаю, что Тедди не курит, но это все же лучше, чем расписка «я тебе должен» за его обнимашки.
– Он подарил тебе обнимашки? Меня он ими наградил за якобы бесплатное мороженое, которое мне потом пришлось оплатить.
– Очень на него похоже, – смеется Лео.
Я прижимаю открытку к спинке стоящего передо мной сиденья и пытаюсь удержать ее ровно – автобус постоянно подпрыгивает. С гулко бьющимся сердцем смотрю на чистое поле для слов. Заметив мои колебания, Лео отворачивается к проходу, чтобы меня не смущать. Секунду глазею на его спину: он из вежливости это сделал или наконец разгадал мой секрет? Мои щеки заливает румянец.
Вот уже три года, как я влюблена в Тедди Макэвоя.
Я остро сознаю, что, скорее всего, плохо это скрываю, но из чувства самосохранения стараюсь об этом не думать. Утешает одно – Тедди моих чувств точно не замечает. Он обладает массой чудесных качеств, но наблюдательностью, мягко говоря, не отличается. Что мне в данной ситуации только на руку.