— Может, мне попробовать? — предложила Мия. — Хороший-плохой
стражник и всё в таком духе?
— Нет смысла, тут подход немного иной. Это скорее как
дрессировка. Я устанавливаю правила, он подчиняется и получает
награду, игнорирует - не получает ничего, а если нарушает, то
получает в ответ.
— Страшный ты человек, братец… — сестрица покачала головой.
— Так и есть, но вряд ли ты видела настоящего меня, — зловеще
ухмыльнулся я, но почти сразу перевел взгляд на парня. Для него
время шло намного быстрее, и мы с сестрой наблюдали, как он
расхаживает по камере, пробует освободиться от кандалов, ищет
слабые места в прутьях камеры.
— Ты не собираешься задавать ему вопросы о наших врагах?
— Пока нет. Пусть начнет мне доверять, пойдет на контакт сам.
Благодаря убежищу мы можем не торопиться.
Этой тактики я и придерживался. Навещал его с равными
промежутками времени с едой. И примерно раз в неделю давал
возможность помыться. И так шли недели, а затем и месяцы. Он провел
пленником почти полгода, в то время как для меня прошел всего
день.
— Почему вы просто меня не убьете? — наконец заговорил Руон во
время очередного моего посещения. На самом деле я видел, что он уже
сдался. Это когда ты только оказался в плену, ты тверд, решителен и
готов вытерпеть любые пытки. А вот так, сидя и протухая… Что-то
умирает в человеке от такой жизни.
— А ты хочешь, чтобы тебя убили?
— Нет, но… Вы меня не пытаете, хотя должны. За всё это время вы
не задали ни одного вопроса мне, значит и ответы вам не интересны,
тогда не проще ли от меня избавиться?
— Проще, — подтвердил я.
— Тогда почему?
— Хочешь знать мои мотивы? Хорошо, но я хочу получить что-то
взамен. Правду на правду, что скажешь?
Парень напрягся и немного насупился.
— Впрочем, как хочешь. Мне твои тайны не интересны, — отступил
я, чувствуя, что если начну давить, то это если и не уничтожит весь
прогресс, то как минимум его сильно замедлит. Более того, я решил
даже немного уступить. — Мои мотивы просты. Я вижу в тебе себя.
Его глаза широко распахнулись.
— Мне тоже пришлось сражаться с раннего детства. Выживать там,
где детей быть не должно.
И мои слова его тронули. Видел, как он вздрогнул, да и взгляд
слегка изменился. Теперь он видел во мне не просто тюремщика, а
кого-то чуть более близкого. Человека со схожим прошлым, того, кто
может понять. Если бы я попытался провернуть такое сразу, ничего бы
не вышло, но прошло полгода, он ко мне привык, и я фактически стал
для него главным событием дня, причем позитивным, ведь еда не сама
себя приносит.