— Мама, я… — начала, но эмоции нахлынули, и я разрыдалась.
— Ева, девочка, что случилось? — мама притянула меня в объятия, обеспокоенно поглаживая по волосам. Эта несвойственная ей нежность обескуражила, и плотину прорвало: никакой правдоподобной лжи заготовлено не было, а унизительная правда судорожно рвалась наружу. Я захлебывалась, рассказывая с самого начала. Было больно и стыдно, но желание выговориться слишком сильно. Хочу, чтобы меня поняли и уверили, что не такое уж я и аморальное чудовище.
— Ах он подлец! — взорвалась мама, услышав, что произошло в машине. — Да я его засажу! Как он посмел! Завтра же напишу заявление!
— Мамочка, нет! — кинулась к ней. — Он ничего такого не сделал, я сама… Он ничего не сделал, не надо заявление!
— Его родители узнают, это я гарантирую! Пусть не думают: раз богаты, значит, могут пользоваться молоденькими глупышками. Я ославлю их на весь город!
— Мамочка, прошу, не надо. Прошу!
Она же меня опозорит, не его! Для парней — это плюсик на доске мужского почета. А для девушки — клеймо шлюхи!
— Успокойся, успокойся, — мама снова обняла меня, не давая упасть в истерику. — Все будет хорошо, обещаю. Иди, ложись и выкинь это из головы. Забудь этого подлеца.
Утром, когда выползла из комнаты, разбитая и подавленная, увидела за завтраком только отца. Ночью глаз сомкнуть не смогла: то боялась маминых угроз, то думала о Казанцеве. Я же сама во всем виновата, если бы не моя упертость, не попала бы в эту отвратительную ситуацию. Сегодня очень жалела, что поделилась с матерью своими проблемами. Как теперь в глаза смотреть?
— Пап, а где мама? — обеспокоенно спросила.
Он ел наспех состряпанную яичницу и пил крепкий кофе. Подозрительно. Кофеин ему категорически запрещен, и мама не приготовила бы ему такую банальность. Не ее почерк.
— Доброе утро, дочь, — улыбнулся он. — Умчалась куда-то полчаса назад. Садись, я и на тебя пожарил яиц.
Господи, неужели поехала в полицию?! Или… домой к Дэну!
— Папа, прости, мне нужно бежать.
Я пулей бросилась в спальню, натянула джинсы, майку и кеды, на ходу завязала высокий хвост и опрометью полетела вниз.
— Пап, дашь денег на такси?
— Ева, мама не велела.
— Прошу, это вопрос жизни и смерти! — взмолилась я. — Пожалуйста!
— Чьей смерти?
— Моей, папочка, моей!
— Тогда держи, — достал из кармана деньги. Мельче пятиста не было. — Сдачу вернешь.