Перед глазами — пронизывающий опасный взгляд Марго.
Неважно, что было. Важно, что будет. А будет лишь то, что нужно
Лиге. Кто ввязался, для того другие варианты не существуют.
Руки Леонида растирают спину и то, что ему нравится растирать
гораздо больше, чем спину. Кристину шатает от его усилий. Она лежит
поперек кровати, мокрая одежда разбросана по полу, сухая осталась
невостребованной и отправилась туда же. На зашторенном окне играют
тени от деревьев, светят ночные фонари, по улице проносятся поздние
автомобили.
— Хотели попробовать втроем? — внезапно подсказывает Леонид.
Одна из его рук начинает игриво безобразничать.
— Да! — выпаливает Кристина.
Накатывает невероятное облегчение. Спасибо за дурацкое, но
достаточное объяснение, не придется ничего выдумывать.
— Для этого не нужно было накачивать меня клофелином, — лукаво
улыбается кавалер. — Могли просто сказать.
Кристине не хочется ни думать, ни говорить. Но — надо. И пока
тело нежится, голова вновь переходит в режим брейн-сторма.
Но тело — нежится, и это перебивает все остальное. Какие у него
руки…
— А насчет камеры… — не отстает Леонид. — Видимо, хотели
оставить запись на память?
— Хотели, — опять с радостью соглашается Кристина.
— А вот этого без разрешения нельзя. Вдруг я считаю себя жутко
нефотогеничным и потом по судам затаскаю? Или нехорошим партнерам
пожалуюсь, и они придут с нехорошими мыслями нехорошие записи
ликвидировать?
— Нет. Мы только хотели… — Она сама не знает, чего они в таком
случае хотели. А сказать что-то надо.
— Может быть, вам кто-то поручил заснять меня?
— Ты что? Кто? Зачем?
— Скажем, какая-нибудь тайная организация. В качестве возможного
компромата.
— С ума спрыгнул?
— А ты? — Леонид замирает каменным изваянием и глядит на нее в
упор.
— Что — я?
— Не спрыгнула?
Ее ресницы глупо скачут вверх-вниз:
— С какой стати?
Руки Леонида вновь берутся за ее тело. Теперь они не игривые и
нежные, а жесткие и властные. Ощущение, будто Кристину опять
раздевают, хотя, казалось бы, дальше некуда. Движения мужских рук
доказывают, что это не так и невозможное возможно. С нее будто
шкуру сдирают и пытаются добраться до интимных глубин души. И, что
самое обидное, Кристина сама открылась бы с радостью, отдала все,
даже самое потаенное… но внутри пусто.
— Давай рассуждать трезво, — звучит над ней голос Леонида. —
Сначала ты полночи колесишь по городу, чтобы подарить меня подруге,
потом, что-то подозревая, несешься спасать, а когда узнаешь про
камеру, все отрицаешь. На первое же вздорное предположение
мгновенно соглашаешься…