Художник выбил из Орэна разрешение работать в лаборатории,
мотивируя это тем, что здесь стабильный свет. Полотно, части рамы,
краски доставили в наше отсутствие, и мы не имели представления о
размахе ожидавшей нас подставы.
Стену мужчина каждый день закрывал целиком, говоря, что не любит
показывать незаконченные работы и обещая, что мы будем потрясены
шедевром. Так и говорил – шедевр.
Что было, то было...
После представления картины я действительно была потрясена, а муж
разозлился.
Фоном на полотне во всю стену послужила лаборатория.
Тщательно выписанные массивные шкафы с редкими ингредиентами
переливались заклинаниями стазисаи охранки.
Стеклянные колбы, пробирки, фарфоровые блюдца и ванночки на
стеллажах казались настоящими.
На емкостях перегонного куба играли блики от освещения.
И мы... Как пояснил художник – я вас такими увидел.
Орэн в простой тунике, рабочих брюках и с босыми ногами, сидя в
кресле, держал на руках голенького Арэна. Крохотная головка с
пушком светлых волос уютно лежала на широких ладонях, пухлое,
розовое тельце расположилось вдоль рук. Обхватив маленькими
пальчики Алмазную звезду малыш тянул её в измазанный молоком рот, и
весело болтал в воздухе толстенькими ножками.
Но, возмущение Орэна вызвала женская фигура, стоявшая рядом с
креслом и с нежностью смотревшая на своих мужчин.
Даже сейчас, при взгляде на себя, я почувствовала как загорелись
щёки и шея.
Художник нарисовал меня в нижнем платье для кормящих мам. Оно
откровенно обрисовывало мою фигуру – раздавшиеся бёдра, выступающий
живот, и приличных размеров бюст, приводивший меня в
смущение.
Шнуровка на одной груди была распущена, и сквозь разрез виднелось
бледно-розовое полушарие с яркими голубоватыми жилками и край
тёмного околососкового кружка. Крупные соски выделялись под тонкой
тканью, а вокруг одного из них было мокрое пятно.
Именно запечатлённая интимность момента – я только что покормила
сына и передала его отцу, не успев привести себя в порядок, и
взбесила мужа.
От уничтожения картину спасло то, что она являлась
артефактом.
Я подошла к полотну, провела ладонью по растрёпанным темным с
проседью волосам, коснулась улыбающихся губ.
— Орэн, я скучаю...
И резко бросила ладонь вниз, пальцы скользнули по стопке книг,
лежавшей у ножки кресла, и... тайник открылся. Мои записи,
замаскированные переплётами, упали мне в руки.