– Докладывай, – сказал он.
– Я осмотрела комнату Аусфаль, – начала она.
– И?
– Кровь – не самые лучшие чернила для письма, записи получаются не особенно разборчивыми. – По лицу Ауфшлага было совершенно понятно, что он шутить не в настроении. – Простите.
Он махнул рукой, дав понять, что извинение принято.
– Изложи по существу.
– Так вот. – Вегверфен думала о тех безумных запутанных строчках, которые ей пришлось часами расшифровывать, и о кровавом месиве на запястьях девочки, там, где она рвала вены зубами. – Аусфаль много раз написала: «Плохие у нас выходят боги». Я полагаю, она хотела сказать, что Вознесшиеся смертные плохо заменяют настоящих богов.
– Наш бог и будет настоящим.
– Конечно же. Я просто имела в виду, что…
– Продолжай.
Вегверфен прикусила губу, стараясь сосредоточиться.
– Аусфаль еще писала о том, как ей тяжело жить с пониманием того, что она Вознесется и станет богом. Она сокрушалась, что ей тяжело на душе, потому что на нее возложены ожидания всего народа. Она писала, что боится смерти и… – Вегверфен не решалась продолжить.
– И? – спросил Ауфшлаг.
– Она писала о принуждении и контроле. И что она не могла стать истинным богом для людей, если не совершит свое Вознесение собственноручно. Она писала о марионетках и о послесмертии.
Главный ученый сверлил взглядом Вегверфен.
– Откуда у нее взялись такие мысли?
– Аусфаль была умная девочка, намного умнее остальных. Она могла и сама до всего додуматься.
– И все же, хотя она и покончила с собой, ей не удалось Вознестись, – грустно сказал Ауфшлаг, огорченно покачав головой.
– А не поверит ли народ, что она станет их богом?
– Нет. Люди верят, что мы сотворим для них их бога. Они ничего не знают о том, из кого именно. Она не станет тем самым богом – Кёниг об этом позаботится.
– Остался только один.
– Да. Морген. Он будет нашим богом. Как Кёниг и планировал с самого начала. Остальные были просто экспериментом. А Морген увенчает все наше дело. Мы расскажем о нем народу, все должны знать его имя. Их вера обеспечит ему Вознесение.
– И именно этим я сейчас буду заниматься? – спросила Вегверфен.
Главный ученый беспокойно сглотнул; он казался нездоровым. Его взгляд метался по комнате, а пальцы выстукивали нервную дробь.
«Он пытается принять решение», – догадалась она. О чем? Не рассердила ли она его чем-нибудь?