Этому приему научил его сам монолитовский снайпер. Иногда, в
редкие минуты просветления, он говорил о странных вещах и
явлениях.
– Нашего мира нет, – учил он Инока. – Представь,
что твое сознание прозрачно, как воздух бабьего лета. Все
существующее рядом – нереально. Разум чист, как будто только что
родился. Нет желаний, нет страха, ненависти, – нет ничего. Ты
только смотришь, не проявляя эмоций.
– А как же стрелять? – спросил тогда Инок.
Лицо Адепта исказила жутковатая усмешка.
– Твой палец отреагирует сам. Рефлекторно, без участия
мыслей. Когда ты увидишь цель, скользнешь по ней равнодушным
взглядом, мышцы сократятся, выполняя нужное движение. Попробуй. Я
чувствую – у тебя есть способности. Их нужно развить.
Инок поверил Адепту.
Конечно, постичь всех тонкостей предложенного мировоззрения он
не сумел, – сознание бывшего монолитовского снайпера до сих
пор оставалось загадкой, однако упорные тренировки не прошли даром:
со временем он действительно научился усилием воли входить в
отрешенное состояние, воспринимать данность как прозрачный,
нереальный мир, словно в такие минуты он находился внутри
изолированного пространства, глядя на окружающее с точки зрения
равнодушного, не причастного к событиям стороннего наблюдателя.
Вот и сейчас он словно оцепенел.
Ледяное спокойствие стирало и без того неяркие краски
действительности, глушило звуки, мир истончался, трансформируясь в
полупрозрачное, черно-белое изображение, где предметы и существа
обозначены лишь контурами.
В прицеле «СВД» показался нарисованный карандашом могильный
холмик, покосившийся крест, рядом проявились силуэты псов,
псевдоплотей и застывшего без движения зомби.
Блеклая, ничего не значащая картинка, карандашный набросок, не
вызывающий интереса.
Высокий лоб контролера, массивные, нанесенные несколькими
скупыми штрихами надбровные дуги, пустые, как пропасть, глаза…
Палец Инока дважды нажал на спуск.
Тонкая наледь отчужденности взорвалась. Хрупкое крошево брызнуло
фонтаном крови – одна пуля угодила контролеру в глаз, вторая
пробила массивную переносицу.
Реальность вернулась оглушающим сонмищем звуков, блеклые краски
полыхнули, возвращая напряжение, боль прострелила рассудок, Инок
выронил «СВД», и, тяжело дыша, прохрипел:
– Гаси пулеметчиков!..
Гурон, с глаз которого упала пелена подсознательного внушения,
мгновенно понял, что произошло. Схватив снайперскую винтовку, он не
стал задавать идиотских вопросов, лишь с дрожью взглянул на
товарища, ощущая, что Инок, отдавший все силы двум убийственно
точным выстрелам, внушает ему сейчас чувство оторопи…