Вот с этого я знатно прифигела. Подобные повороты сюжета меня пугали. Необразованная, тепличная девочка в руках злого извращенца с очаровательной мордашкой. Удружила, блин, сестра! Как мне тут от скуки не подохнуть, раньше, чем явится Кощей? Вопрос был скорее риторическим, нежели практическим. Я двадцать три часа в сутки была под строжайшим наблюдением тётки, чьего имени даже не удосужилась узнать. Вот она меня реально достала до печёнок. То не делай, ни читай, ни пиши, ни думай, сиди и вышивай. Так и хотелось иголку ей в глаз воткнуть, чтобы от меня отстала и жизнь не портила. Но увы, роль невинного цветочка я всё ещё отыгрывала, на свою голову.
Двенадцатая зарубка на ножке кровати означала двенадцатый день моего недобровольного заточения в этой хреновой реальности. И самое ужасное заключалось в том, что я уже не понимала: брежу, схожу с ума или просто померла. Всё казалось таким ненормальным, что можно было, памятник самой себе заказывать, и надеяться, что его воздвигнут на могиле Василисы Прекрасной, дабы почтить память её величественного лика и светлого образа. Ибо падёт она смертью храбрых в борьбе за свободу людей от полоумного маньяка.
Вздохнув, перевернулась на другой бок и едва не заорала раненым волком. Передо мной стоял мужик с обложки порножурнала. Весь такой в коже, с развевающимися волосами и перекатывающимися под кожей мускулами. Долго не раздумывая, схватила с тумбочки часы и со всей дури запустила в незнакомца. Вслед полетело всё, до чего я могла дотянуться в своём скованном положении. Страх и паника заползали под кожу и скручивали желудок дикими спазмами. Вот так неожиданно пришёл мой конец.
— Малахольная, что ли, или опоили чем? — когда снаряды кончились, незнакомец заговорил.
— Мамочки родная, роди меня обратно, оно ещё и говорящее! — взвыла я, да так громко, что у самой уши заложило. — Ты кто такой и какого чёрта тут забыл?
— Жениха не признала? — двинулась на меня эта скала.
— Не подходи, — опять взвизгнула я, — живой не дамся! Тебя за собой на тот свет утащу, даже если мне ради этого прыгать с башни будет надобно!
— Василис, с тобой всё хорошо? — голос его прозвучал мягче, но от этого стало только страшнее.
Его ладонь, нависшая над моим запястьем, напоминала капкан. Мурашки пробежали по позвоночнику и осели где-то на подкорке сознания. Страх яркими всполохами растёкся в груди и стал навязчивым, ненавистным и колким, подобно замёрзшим снежинкам. Вырвавшись из дурмана этих наваждений, швырнула в него последний снаряд, подушку, и поспешила убраться на другой конец комнаты. Перья взметнулись снежным вихрем, оседая на его кожаном жилете и чёрных, растрёпанных волосах.