Джесс Кларк пропадал неизвестно где. Тринадцать лет назад он ушел в армию, и с тех пор – ни слуху, ни духу. Когда прислали повестку, отец отвез его на автобусную станцию в окружной центр, и не прошло и пары месяцев, как про Джесса отчего-то перестали упоминать в разговорах, стараясь обходить любые связанные с ним темы.
Так продолжалось до весны 1979 года, пока я, случайно столкнувшись в Пайке с Лореном Кларком, не узнала, что его отец Гарольд собирается зажарить свинью на вертеле в честь возвращения сына и зовет всех соседей. Приносить еду с собой не обязательно.
Лорен уже хотел отвернуться и идти дальше, но я удержала его и заглянула в глаза.
– Где же он пропадал?
– Сам расскажет.
– От него ведь не было никаких вестей?
– Не было до последней субботы.
– Вот так вдруг?
– Вот так.
Лорен посмотрел на меня, лениво улыбнулся и добавил:
– Заявился аккурат после окончания сева. Не стал радовать нас своим воскрешением, пока мы лили пот на полях.
А пота в тот год и правда пролилось немало: весна выдалась холодной и дождливой, погода наладилась только к середине мая, и на посадку кукурузы осталось меньше двух недель.
Лорен опять улыбнулся. Я знала, что он рисуется передо мной: он был горд и чувствовал себя героем, как и все мужчины в округе после успешной посевной.
– Он уже знает о маме?
– Отец ему сказал.
– Обзавелся семьей?
– Нет. Ни жены, ни детей. Ни планов вернуться туда, откуда приехал. Поживем – увидим.
Лорен, крупный добродушный парень, ко всему относился легко и с юмором; беседовать с ним всегда было приятно, как прохладной воды в жаркий день глотнуть. И теперь о возвращении блудного брата он говорил с улыбкой.
Гарольд Кларк готовил грандиозный праздник: он уже заколол свинью и собирался жарить ее целиком на вертеле, щедро сдабривая лимонным соком и паприкой. Конечно, повод был весомым, и все же я удивилась, что старый фермер готов потерять целый день в разгар сева бобов.
– Надо работать, пока погода стоит. – Лорен пожал плечами. – Но ты же знаешь Гарольда, он любит все делать по-своему.
Возвращаясь домой по шоссе, я впервые обратила внимание на то, как же вокруг хорошо: ивы и серебристые клены покрылись свежей листвой, берега реки заросли сочным камышом и нежными фиолетовыми ирисами. Я остановила машину и вышла, чтобы пройтись.
Этой зимой, в день святого Валентина, у моей сестры Роуз обнаружили рак груди – а ведь ей всего тридцать четыре. Операция и химиотерапия лишили ее сил и вогнали в депрессию. Весь март и апрель лили дожди. Мне приходилось готовить на три семьи: отцу, который отказался переезжать к нам и остался жить один в большом доме, Роуз и ее мужу Питу, которые заняли дом через дорогу от отцовского, себе и своему мужу Тайлеру. Мы поселились в доме Эриксонов. На ужин и на обед все обычно собирались у нас, а завтрак мне приходилось подавать в каждом доме отдельно. Я вставала к плите в пять, а отходила не раньше половины девятого.