Комната была, забила оружием, седлами, доспехами, попонами и сбруями. Все остальное пространство занимала кровать.
– Вижу, – кивнул великан. – Я слышал, и мой сеньор тоже слышал, что ты вчера бился за нас. Барон просит тебя в гости. Рассказать, как было, как погиб коннетабль. А то баба-дура плетет не пойми что.
– Не знаю, смогу ли сегодня, – ответил Волков, отбрасывая плащ одного из ламбрийцев, которым укрывался. На левой штанине исподнего красовалось большое бурое пятно засохшей крови, – хочу сначала, что бы доктор осмотрел рану. А то вчера ее здешняя девица зашивала.
– Да и плечо у тебя, брат, нездорового цвета, – заметил великан.
Волков покосился на свое плечо и ужаснулся. Даже в свете маленького окна было видно, что ключица и плечо сине-багрового цвета. Волков поморщился.
– Да, доктор тебе не повредит, – заметил человек барона. – Меня зовут Удо Мюллер. Я сержант барона. – Он протянул солдату руку.
– Яро Фольков, отставной солдат. – Волков пожал ее.
– Солдат? Просто солдат? Кухарка говорит, что ты один всех ламбрийцев перебил, – говоря это, сержант поднял с пола добрый нож в красивых ножнах, – простой солдат, вряд ли смог бы. Да и доспех у тебя добрый, да и конь не солдатский.
– Нравится нож? – Не стал хвастаться Волков.
– Ламбрийский, работы доброй.
– Дарю, – произнес солдат.
Сержант ухмыльнулся:
– Ну, спасибо. Ну, а что мне сказать барону?
– Скажи, что помяли меня, и болт я в ногу получил. Отлежусь, подлечусь и через пару дней приеду.
– Ну, добро. Лечись, брат.
– Бывай.
Сержант вышел из комнаты.
– Ёган, – позвал Волков.
– Что, господин?
– Пусть приготовят что-нибудь на завтрак. Два яйца вареных, хлеб, и молока согреют. И меда. Не забудь меда.
– Ага, распоряжусь, – он повернулся.
– Стой, и еще пусть ведро воды согреют. И девку вчерашнюю позови.
– Хильду что ли?
– Брунхильду, да.
– Так не придет она. Горе у них.
– Горе? Что за горе?
– Так старший сын трактирщика, брат ейный, которого вы к монахам послали, так сгинул он.
– Как сгинул?
– А так и сгинул. Уехал, и более его никто не видел.
– Он же на моем коне уехал.
– Ага, еще и седло взял. И, скорее всего, взял черного жеребца. Самого дорогого. Да, точно. Вороново взял. – Радостно сообщил Ёган. – Любой бы в его возрасте захотел бы по деревне на таком коне проехать.
– Чему ты радуешься, болван? Тот конь дороже, чем эта харчевня будет. Это боевой конь, он этого дурака сбросил где-нибудь да сбежал. Этот дурак с переломанными лытками в дорожной канаве валяется, а коня мне искать придется.