Совещание было окончено и начальник штаба распустил командиров. Последним выходил Рязанов, не успев переступить порог, он услышал голос Каримова.
– Стоять лейтенант! С тобой я не закончил.
Убрав ногу с порога Рязанов закрыл дверь и вернулся к столу. Ирик внимательно смотрел на подающего надежды командира, его левую бровь пополам делил тонкий шрам, восточные глаза внимательно оценивали Рязанова – стоит ли вести с ним серьёзный разговор. Пауза затянулась, командир взвода не решался её нарушить. Каримов потянулся рукой к сейфу стоящему с боку от него и достал оттуда бутылку водки, поставив её на стол обратился к ожидающему:
– Чего встал? Садись, разговаривать будем.
Тут же на столе появились гранёные стаканы, буханка хлеба и банка тушёнки. Рязанов смотрел на скудный набор предметов для предстоящего разговора и не понимал какая тема будет подниматься. Он пытался угадать но ответов не находил, вертелась одна мысль в голове «Накосячить вроде бы нигде ещё не успел». Разлив водку по стаканам, Каримов опрокинув содержимое внутрь, закусил тушёнкой. Рязанов повторил за начальником все действия и поставил пустой стакан перед собой.
– Продолжаем разговор – выдохнул наконец Ирик.
– Видели бы сейчас нас с тобой родители этих солдатиков – Ирик тыкал пальцем в сторону двери.
– Ууух они бы завопили – «Офицерня пьёт в казарме, а потом наших мальчиков идут воспитывать – кошмар. Их уволить всех надо, а лучше судить.»
– Ууух что бы началось… Да, лейтенант?
Рязанов молчал не понимая куда Каримов клонит.
Дело было в том, что за два часа до совещания к нему в кабинет ворвалась неадекватная мамаша одного из рядовых. Её сын проходил службу в одной из батарей дивизиона и жаловался ей на то что ему не хватает еды. Каримов пытался успокоить мамашу, объяснял что нормы питания в среднем для всех одинаковы, но если её сын ростом под два метра, то ему положена порция больше и этот вопрос он возьмет на контроль. Все старания вернуть истеричную женщину в нормальное состояние были тщетны, Каримов вспотел и покраснел от внутреннего напряжения, лояльность ничего не дала. Женщина не слушала, лишь продолжала обвинять и оскорблять всех чья фамилия была ей известна, крики были слышны на улице, не смотря на то что дверь в канцелярию была закрыта. Она стояла перед Каримовым и требовала, требовала, требовала. Когда чаша терпения переполнилась капитан набрал воздуха столько сколько было возможно и заорал в лицо: