Даша от неожиданности выпустила из рук чемодан. Он тупо бухнул на крупный, рассыпанный гравий.
– С сюрпризом тебя, – проскрипела Серафима вместо приветствия. – Вот решила новые хоромы поставить.
Даша спохватилась, стала поднимать чемодан, улыбаться, здороваться. На Серафиму было страшно смотреть. Она вся ссохлась, провалилась внутрь. Руки тряслись. На Дашу она смотрела как сквозь мутное стекло.
– Не по возрасту мне оказалась потеха. Потянула ношу не по плечу, дура старая.
Словно не человек, а тень отшатнулась от косяка и канула внутри мрачного цоколя. Даша шагнула следом.
В недрах нового дома оказалось не так уж и страшно. Просторно, чисто. Холл, кухонька, ванная.
– У меня теперь горячая вода есть, – похвасталась Серафима, в голосе на миг прорезались прежние нотки. – Ты как уехала, – за чаем она немного повеселела, – я решила: все, пора начинать новую жизнь. Сняла деньги с книжки, чулок развязала, набралось кое-что, вот… ну и смахнула старую хибару. А эту пока только до половины…
– А сама где жила? – ужаснулась Даша бабкиной смелости.
– Угол снимала. Противный тут народ, я тебе скажу. Одно слово: кубаноиды. Намыкалась. Теперь вот на новом месте. Успею ли…
Через полгода на очередной звонок Дарьи откликнулся незнакомый голос. Ее с пристрастием попытали: кто такая, адрес, место работы, и только на уже совсем грубый окрик ответили в том смысле, дескать, бабушку вашу Бог прибрал.
– Когда? – охнула Дарья.
– Ночью сегодня. Признаков насильственной смерти нет. Во сне старушка скончалась. Я участковый.
– Врач?
– Зачем ей врач? Участковый я. Хоронить бабушку кто будет? Дети?
– Не знаю, – откликнулась Даша. – Я сегодня прилечу. Вернее – завтра. Как только смогу.
– Тело в морге будет. Дом я опечатываю до полного разбирательства, – холодно сообщила трубка.
Разбирательства по приезде действительно последовали. Если бы не нотариус, Дашу, пожалуй, и на порог бабкиного дома не пустили бы. Оглашение завещания произошло в участке. Уполномоченный хмурился и смотрел исподлобья. Документы внучатой племянницы доверия ему не внушали.
Причина полицейского раздражения стала понятна, когда Даша перешагнула порог дома. Там будто корова языком прошлась. Очень большая и прожорливая корова. Не осталось даже старых полотенец. Из буфета начисто вымело вилки и ложки очень старые с почти стершейся гравировкой. Из ванной кто-то вынес зеркало. Даша его покупала в последний приезд. Не осталось постельного белья. В нижнем ящике комода валялись вытряхнутые из шкатулки старые письма. Сама шкатулка исчезла.