Моим потенциальным партнером, по мнению машины, оказалась миловидная блондинка двадцати двух лет от роду. На восемь лет младше меня. Предыдущая кандидатура напротив, была старше меня на год. Интересные эксперименты ставит, гад. Встретиться мы должны были в полночь в кафе «Пустота».
В моем распоряжении был целый день, и было решено провести его, так же как и мой усатый питомец. Я подвинул кресло-качалку к окну, и одной рукой поглаживая шершавую спину Мурра, разливал нам по бокалам красное французское вино. От удовольствия мой друг, похлопывал короткими складчатыми крыльями. Кстати, когда я застал его за трапезой, он каким-то образом уговорил курьера зажечь свечи и поставить их на стол, для атмосферы. А еще он любил доисторический блюз, который играли, формально освободившиеся от рабства чернокожие музыканты. То ли в нем играла кровь императора, который расслаблялся только при игре на дудочки пленной наложницы, привязанной к ограде замка железной цепью, то ли он просто тосковал по чему-то такому, о чем я даже не имел представления. Было и вправду, в этой музыке что-то демоническое… Какая-то боль, пронизывающую душу зверя и душу человека, некий призрак, стоящий за спиной каждого живого существа на этой планете. Некоторые называют его тенью.
Мы слушали музыку, пили вино и считали снежинки… Мы могли бы заниматься этим вечно, ибо как нам казалось, именно в этом и состояло наше великое предназначение. А этот глупый компьютер, похоже, был иного мнения. Снежная пурга усиливалась, превращаясь в небесную битву снежных воздушных барсов, так что глаза Мурра начинали загораться дьявольским огнем, и он начал мурчать. Мы жили на двести первом этаже. И в тот миг я представлял, что вопреки моим страхам и расписке китайца, мой дракон однажды вырастет, я сяду ему на спину, и мы улетим куда-нибудь далеко от этого города.
***
После шести, я перешел с вина на зеленый чай, а вот Мурр объелся, обпился и дремал. Он не умел разговаривать, а так бы, наверное, поведал в поэтическом слоге о своем мировоззрении. Так, по его мнению, то, что люди обычно называют «чувством меры» он бы назвал не иначе как «трусостью» или «унынием». Я вот не был таким максималистом и гедонистом как он. К тому же надо было начинать подготавливать себя морально к взаимодействию с живым неизвестным мне человеком.