- Вы что же думаете, я просто так получил звание Темнейшества? –
на меня посмотрели с вызовом. - Я зарабатывал его годы напролет.
Никто здравомыслящий не посмеет явиться с соболезнованиями
относительно моей горькой участи. Никто не рискнет преступить
границы дозволенного…
Вопреки его словам посреди двора ярко вспыхнул портал, из него
на снег шагнула невысокая облаченная в белую шубу фигура. Она
огляделась и царственной походкой направилась к дому. Маг замер, я
победоносно улыбнулась, приятно быть правой в своих предположениях.
Его Темнейшество все-таки прибыли спасать. Правда, улыбка моя
быстро съехала с лица, когда дама обратилась к выглянувшему на стук
дворецкому.
- Где она?! Немедленно скажите, где она! - Ее встревоженный
голос эхом расходился по двору и долетал до заснеженной беседки. -
Где бедная девочка, коей намеренно испортят жизнь? Влюбят и бросят
с массой проблем? Где этот маленький цветочек, угодивший в лапы
чудовища?
- Ка-какого чудовища? – вопросил Ирвин, оглядываясь назад,
вероятно, на двери малой гостиной.
- Коего мне суждено было выносить и выстрадать? – Дама знакомым
жестом подвинула дворецкого в сторону, прошла в дом. - Людвиг весь
в отца, и я более чем уверена…
- Выстрадать? Это ваша мама? Но почему она беспокоится обо
мне?
Вместо того, чтобы ответить хоть на один вопрос, маг вдруг
изменил своему первоначальному решению, развернулся, повел меня
прочь от гостьи и ее причитаний. А заметив на снегу поисковые сети,
вовсе подхватил на руки и стремительно зашагал к видневшейся за
оградой карете.
- Вы говорили что-то о медовом месяце и необходимости провести
его вне дома? Я за двумя руками. Чем дальше мы уедем, тем
лучше.
Держи он меня перед собой, я бы получила больше удовольствия от
перемещения, однако будучи перехваченной как свернутый ковер,
смогла лишь фыркнуть. И фыркнула второй раз, когда меня не особенно
церемонясь занесли в карету.
То, что для его Темнейшества я не являюсь женщиной способной его
увлечь, стало очевидно в нашу первую встречу, когда он небрежно
представился и не посчитал нужным поцелуем коснуться моей руки. Он
не интересовался мной, не пытался ухаживать и большую часть времени
молчал, предоставив слово адвокату. В тот тяжелый час я не имела
ничего против. Отчаявшись не хуже графини Лебирс, мне тоже довелось
мыслями метаться между постригом в монахини и королевской службой.
В первом случае, я бы не позволила родственникам получить поместье
до конца своих дней, во втором, стала бы опаснейшим оружием его
величества, неотвратимым, тайным, бесценным.