Несколько секунд, показавшихся вечностью, Зыкина молчала. И если бы не её шумное взволнованное дыхание – я бы подумала, что нас разъединили.
— Блин! Я ведь не знала, что ты не в курсе.
— Таня, — прорычала, холодея с каждым мигом всё больше и больше, и вдруг обмерла, поняв, что она сейчас скажет. Ночной кошмар. Теперь я чётко вспомнила, что снилось мне под действием успокоительного. Авария. Кровь… Много крови… Она не была результатом пережитого стресса. Мне реально снился пострадавший в аварии Вал.
— …Юль, этой ночью Дударев попал в аварию на выезде из города. Машина всмятку. А ещё…
— Ещё?.. — распахнула глаза, пропустив удар сердца.
— Его внедорожник обстреляли. Я не разбираюсь во всех этих криминальных сводках, но не верь в плохое, слышишь? Не зови беду…
Она говорила что-то ещё, успокаивала меня, приказывала быть сильной и спрашивала, можно ли ей приехать ко мне, но я не могла произнести и слова из-за застрявшего в горле кома. Я ничего не видела и не слышала, только чувствовала холодный, обволакивающий каждую клеточку вакуум.
Вал, нет… Господи, я не верю! Не верю…
Невыносимая агония, расширяющаяся колючим шаром куда-то в позвоночник. Сердце буквально разрывалось от несопоставимой с его размерами боли, а я всё ещё дышала. На разрыв. Загнанно. С отдышкой. И только обхватив живот руками, смогла дать волю этой боли, согнувшись на холодном полу в три погибели.
2. Глава 2
— Разве можно так, Юль? — причитала, сидя на краю койки Зыкина. — Да, в тяжелом состоянии, но врачи не сдаются. Студинский всю область на ноги поднял, самых лучших спецов собрал, а ты сразу хоронить. Разве я сказала, что он умер?
Я повернула голову к окну, чувствуя, как расслабленное после убойной дозы успокоительного тело, снова наливается каменной тяжестью. Было больно. Но эта боль не имела четкой локации. Она была везде: ноги, руки, спина, низ живота, виски. Казалось, болела каждая клеточка, словно по мне прошлись катком. А ещё было жжение в области сердца. Такое сильное и всеохватывающее, что если бы не очередная капельница – разодрала бы грудь в клочья, лишь бы избавиться от этой адской муки.
Вал не умер. Чувствовала на каком-то необъяснимом уровне, что жив… Ещё жив. И не то, чтобы я готовилась к самому худшему. Отнюдь. Таня права, я не должна думать о плохом. Но и пребывание в неведении не облегчало сердечной боли.