Музы и свиньи - страница 27

Шрифт
Интервал


Так было и в 1999 году, во время «Славянского базара» в Витебске.

Приезжают Мулявины на этот самый базар вечером, заселяются в съемную квартиру. Маэстро после поезда выглядит абстинентным хомячком: стеклянные глазки, раскоординированные движения, заторможенная мозговая деятельность. Короче, классическая белорусская депрессивность.

Жена разбирает чемоданы и заботливо кудахчет: да Володенька, да тебе отоспаться надо, да впереди тяжелый день! Что – немного бухнуть перед сном? А вот хренушки, завтра концерт, вновь со сцены свалишься! Обещаешь не пить? Вот и отлично! Раздевайся, укладывайся и баиньки. Нежно целует мужа в лысину, укрывает одеялом и уходит на экскурсию по витебским бутикам, притом предусмотрительно закрывает квартиру снаружи на ключ. Что полностью логично: Володенька в гастроном не сорвется, да и друзья-лабухи, которые тоже выступать приехали, не полезут к нему с вполне предсказуемыми предложениями.

Щелкает замок, цокают и удаляются каблуки. Мулявин поднимается с кровати и саркастически хмыкает: да что, мол, эти бабы в искусстве понимают? Напрягается, координируется, достает из заначки бутылочку, на донышке которой еще плещется граммов сто сорок. Сосредоточенно скручивает пробку, осматривает интерьеры, привычно примеряется отхлебнуть просто из горлышка. Однако в последний момент решает, что выпивать в чужой и душной квартире, среди выцветших обоев и потрепанной мебели, противоречит его художественным убеждениям. Он человек творческий, ему нужны поэзия и красота, и притом такие, чтобы менялись калейдоскопом. И потому единственное достойное место для эстетической выпивки перед сном – балкон.

Маэстро набрасывает на голые плечи пиджак, сует бутыль в карман и отправляется на свежий воздух. Выпивает под занюх и осматривает вечерние пейзажи.

С глубокого космоса застенчиво подмигивают разноцветные звездочки, полная луна осыпает уснувшие кроны серебряной пылью, и густой влажный воздух полнится горечью ночных цветов. Муля тщательно досасывает водяру из горлышка, оживает и вдохновляется: в жизни, оказывается, всегда найдется место для лирики и романтики! И тут музыкант очень кстати припоминает, что в другой заначке, кажется, есть еще одна бутылка со ста граммами. А, может, даже и со ста двадцатью!

Толкает балконную дверь… не открывается. Вновь толкает – вновь не открывается. Нервно жмет раму плечом. Дверь пружинит и не открывается. И музыкант, наконец, понимает, что шпингалет случайно защелкнулся и что он оказался в плену.