Опускаю взгляд, изучая грязный пол под ботинками. Времени нет. Необходимо делать выбор, иначе его сделают за меня.
Наверное, именно сейчас я осознала, насколько ничтожна моя жизнь. Насколько я в ней пешка. Разменная монета. И не имею ни возможности противостоять обстоятельствам, ни права голоса.
От этой жгучей чёрной обиды по щеке заскользила солёная, разъедающая кожу слеза. Я порывистым движением стёрла это доказательство собственной слабости и никчёмности. Остро и ясно понимая, что, возможно, жить мне осталось считаные часы.
Ведь неспроста Ветрянский вызвал именно меня на это грязное дело. Меня не жалко.
– Куда нужно доставить сумку? – спрашиваю сухим, скрипящим от напряжённых связок голосом, поднимая на него взгляд, преисполненный решимости, осознавая всю безвыходность ситуации.
Удовлетворённый моим вопросом, как знаком капитуляции, Ветрянский расслабляется в кресле. Стекает в него, словно тело, лишённое костей. Бесформенная масса, накачанная запрещёнными веществами.
– Тебе нужно добраться до города в четырёхстах километрах от столицы, – произносит и следит за реакцией, будто такое расстояние может меня спугнуть, но абсолютно всё равно, куда он меня направляет, – любым путём: поездом, на такси, на автобусе. Главное, чтобы тебя не досматривали.
Он кидает на стол листок с координатами для меня.
– Хорошо, – киваю, соглашаясь, – только я заберу маму.
– Не-е-ет, – растягивает он со смешком слова, – сначала – деньги, потом – стулья.
– Я без мамы никуда не поеду. И делай что хочешь, – смотрю устало и безразлично.
Мне ведь нечего терять. По моим глазам всё видно.
– Ну хорошо. Забирай её и сумку не забудь. Она должна быть доставлена не позднее завтрашнего вечера. Груз в ней стоит дороже, чем вся твоя жизнь. Не будет вечером сумки – не будет тебя живой. Поняла?
Я киваю, высоко задирая подбородок. Ощущая омерзение. Подхожу, забирая сумку, удивляясь её тяжести. Сколько же там наркоты? Много килограммов. Мамочки… Если меня с ней где-нибудь поймают, мне никогда не видеть белого света.
Пытаюсь собраться, взять себя в руки. С ужасом думая о том, как вытащить отсюда мать в почти бессознательном состоянии.
Закидываю на плечо свою поклажу, придавливающую меня к земле. И ударяю мать со всей силы по щекам. Она со стоном, недовольно открывает свои красивые глаза.