«В приемной было тихо, и к воздуху примешивался тот почти неуловимый привкус вентилируемой пыли, который бывает только в помещениях с кондиционерами…»
Тут писатель расширил ноздри и усиленно принюхался, чтобы еще сочнее ощутить только что описанный запах и сравнить скроенную им словесную одежку с оригинальным лекалом реальности. Пахло пылью.
В руке писателя дернулся карандаш.
И вот тут-то дверь и открылась.
Тоже на удивление тихо, как будто все происходило не наяву, а на экране захудалого кинотеатра начала двадцатого века, где крутится немой фильм, а тапер запил и посему никак не в состоянии присовокупить к картинке какой-либо звук.
Писатель привстал было с кресла, но тут же упал обратно, выжидая, что дверь сначала выпустит предыдущего посетителя.
Им оказалась чрезвычайно пышная дама, которая словно даже не шла, а перекатывалась по полу, и при этом мелко-мелко кивала головой, выслушивая направленные ей в затылок последние рекомендации наставника.
Очевидно, ей нравилось услышанное, потому что она явно млела и явно розовела с каждым шагом и с каждым словом. Тем более что психоаналитик из деликатности и нежелания оголить ее тайны перед следующим клиентом перешел на шепот и максимально приблизил рот к ее короткой шее. Для этого ему пришлось причудливо изогнуться, ибо он имел до смехотворного контрастное даме сложение.
Был он высок, анемически бледен и отличался такой болезненной худобой, что создавалось впечатление, будто кто-то высосал из него всю кровь и жизненную силу.
– Должно быть, всего себя отдает пациентам, бедолага! – подумал писатель, и к его трепету перед мастером прибавилось еще и сострадание мученику.
А психоаналитик при этом мучеником вовсе и не был. По крайней мере, закончив наставлять даму, он весьма живо и галантно вытянулся и зачем-то проказливо хихикнул.
– Старайтесь, голубушка! – уже в голос добавил он.
Дама благоговейно воздела руки и пообещала стараться.
Настал черед писателя.
Психоаналитик бросил на него цепкий изучающий взгляд и показал обеими руками на кабинет.
– Прошу любезно!
– Спасибо.
Пока они расшаркивались на пороге, писатель успел заметить, что внутри кабинета сумеречно. И пылью оттуда запахло еще сильнее, невольно пробуждая в болезненном писательском сознании ассоциацию со склепом.
Впрочем, он не убоялся, ибо хозяин кабинета, как уже было сказано, более походил не на вампира, а на жертву таковых, если бы они, конечно, имели обыкновение пользоваться его услугами.