С одной стороны, это было благо. Чужая магия не могла напрямую
контролировать Гарри, его мысли и поступки оставались его
собственными. Но с другой стороны, этот процесс имел побочный
эффект. Магия, занимаясь экранированием крестража, ослабила свою
способность защищать разум мальчика от других угроз. А магловская
болезнь разума, шизофрения, начала проникать туда, где магия больше
не могла её остановить.
Дамблдор медленно откинулся на спинку своего кресла, его пальцы
сцепились в замке перед лицом. Он должен был признать, что теория
Северуса не была безосновательной. Если шизофрения могла возникнуть
из-за генетической предрасположенности, то магия Поттера, занимаясь
борьбой с чужой душой, просто не смогла оградить его от этой
опасности. Дамблдор вспомнил о древних книгах, в которых
упоминалось, что волшебники не болеют магловскими заболеваниями
разума из-за магии, защищающей их сознание. Но этот случай был
иным. Здесь магия боролась с более сильной угрозой — тёмной магией,
которая могла бы убить Поттера или подчинить его.
Это была тяжелая мысль. Дамблдор встал и подошёл к окну, глядя
на тёмные силуэты территории Хогвартса, уходящие в горизонт.
— Я был уверен, что контролирую ситуацию, — тихо произнёс
Дамблдор, обращаясь к пустоте кабинета. — Но, как всегда, тьма
нашла способ обойти все наши планы.
Теперь было ясно, что для защиты Гарри требовался иной подход.
Но что он мог сделать? Уничтожить крестраж без ущерба для мальчика
было практически невозможно. А значит, оставался лишь один путь —
найти способ, каким можно помочь Гарри справиться с его
недугом.
Дамблдор вернулся к своему столу, взяв перо и начав писать
письмо для одного из своих давних контактов в Святом Мунго.
Примечание к части
Дорогие читатели, если в моей работе где-то проседает логика,
дайте, пожалуйста, знать в комментариях. Я могу заиграться и не
заметить.
Ночь опустилась на Хогвартс, и замок погрузился в тишину,
прерываемую лишь редкими шорохами и скрипами старинных камней.
Гарри Поттер не мог уснуть. Он ворочался в кровати, измотанный
мыслями, тревогой и ощущением, что что-то было не так. Время
тянулось мучительно долго, пока комната казалась тесной, душной,
словно сама темнота давила на грудь. И вдруг, сквозь это
напряжение, он почувствовал странное, почти электрическое
присутствие.