— Юля! — позвал снизу отец. — Юль, да пойди сюда, где ты там?
— Что, пап? — она высунулась в проем чердака.
— Юль, — отец выглядел несколько растерянно, — тут дело такое... Там парень этот приехал. Костя… Завьялов.
Девичья голова стремительно исчезла в проеме. Послышался шорох соломы и звук удаляющихся шагов. Отец постоял еще немного и, вздохнув, вышел во двор.
— Я говорил, — сказал он, глядя на гостя в упор. — Не выйдет она. Сам, как хочешь, договаривайся, если желание не пропало. — И усмехнулся коротко и жестко.
Костя ничего не ответил, только кивнул. Шадрин скулу потер и показал рукой в сторону дома.
— Там она, на чердаке. Как в сени войдешь, прямо и до конца, там лесенка будет.
Костя скрылся за дверью, а Шадрин тяжело присел на скамейку под окном. Курил одну за одной, давя в грудине чувство неясной тревоги, как когда-то в Афганских горах. Долго сидел, уж и солнце стало закатываться. Комары зло гудели вокруг, пытаясь пробиться сквозь дымовую завесу.
Устав от кровопийц отмахиваться, ушел Шадрин в дом. Самовар водой залил, воткнул шнур в розетку. Чашки на стол поставил, сахарницу достал, заглянул в холодильник, нашел баночку с вареньем. Поискал мисочку, варенье выложил. Вспомнил про сушки в буфете. Сел за стол, обхватил кружку темными жилистыми пальцами и стал слушать, как самовар посвистывает, нагреваясь, пыхтит, вот и крышка подпрыгивать начала, парок с шипением вырвался. Шадрин руку протянул, шнур выдернул. Поставил кружку под краник самовара, кипяток, окутавшись дымком, полился в белое кружечное нутро.
В сенях затопало, Юля дверь открыла, Шадрин в ее лицо глазами впился, кипятком на руку плеснул, чертыхнулся негромко.
— Папа! А про заварку-то забыл?
Юля достала пузатый фарфоровый чайничек, свой, местного производства, синенький с золотом, кипятком обдала, чайного листа насыпала, залила доверху, и сверху на самовар пристроила.
Чай получился наваристый, пахучий. Пили молча, Шадрин сушку в кружке размочил, в рот сунул.
— Ну, что? — решился спросить он, наконец. Голос предательски хрипнул. Петр закашлял, прочищая горло.
Юля плечами пожала. Варенье на ложечку набрала, в чашку опустила, размешала.
— Да ничего, — ответила. — Поговорили.
И снова тишина воцарилась за столом.
— Пап, он замуж меня зовет, — нарушила Юля молчание.
Шадрин опять прокашлялся, но ничего не сказал. Ждал.