— Именно поэтому же я набрал людей и
помимо вас, нет? — напомнил я ему. — Я молодой самонадеянный
лекарь, который купил часть отколовшихся орденцев.
— Эрзум плевать на это наносное, они
убьют вас просто чтобы уколоть нас, орденцев.
Я криво усмехнулся:
— Ну пусть попробуют.
— Глава, — Бахар шагнул ко мне,
всплеснул руками. — Откуда это в вас? Что за пренебрежение к врагу?
Да, вы сильны в поединках, но что вы сделаете против удара в спину
от Повелителя Стихии? От настоящего Повелителя?
Я вздохнул, потёр бровь, спросил:
— А откуда это в тебе, Бахар?
Предлагаешь мне сидеть в городе, не высовывая носа? Сколько? Ещё
пять месяцев? Ещё год? Ещё пять лет?
— Почему нет, глава?
— Что?! — у меня аж дыхание
перехватило.
Я принялся медленно вставать, но
Бахар лишь шагнул ближе. Я вставал молча, Бахар же принялся
говорить:
— Важней всего освоить всё, что мы
взяли, глава. У нас есть те, потеряв кого, мы будем скорбеть, но
продолжим двигаться дальше, вы же у нас единственный.
— И что? Ты запрёшь меня в золотой
клетке?
— Довольно! — вскочил и Рутгош. — Нам
всем нужно немного остыть. Напитки!
Буквально через вдох двери в зал
распахнулись, словно там только и ждали этого мысленного крика, и
вошли пять девушек с подносами. Одна из них скользнула ко мне,
облизнула губы, призывно улыбнулась и вновь зачем-то присела, хотя
сейчас, стоя, я отлично видел не только содержимое подноса, но и
макушку не очень-то и высокой девушки. И тут до меня вдруг дошло,
что я вижу не только макушку, дошло, обожгло яростью, и через миг я
прошипел:
— Выйдите. Старейшина ошибся, никто
пить не хочет, — Рагедон, который успел и взять бокал и отхлебнуть
из него, поперхнулся, я же надавил сильней. — Покиньте нас.
Едва двери за девушками закрылись, я,
клокоча от ярости, спросил:
— Вы что здесь устроили? Что,
нравится, когда вам прислуживают, кланяются, позволяют заглянуть за
ворот? На этом строится семья, по-вашему?
Келлер изумился:
— Что?!
Я и сам замолчал едва ли не на
полуслове. Присела только одна. Только одна и передо мной, а
улыбкой она буквально предлагала себя мне, а не какому-то
старейшине.
Медленно перевёл взгляд на Седого.
Это он, дарс его побери? Нет, нет-нет-нет. Он никогда не заходил
дальше шуток и подначек. Я перевёл взгляд левей, впившись им в
другого своего старейшину. А вот Зеленорукий однажды уже лез в это,
подговаривал Дараю, которая в самом расцвете… Неужто…